Лаэте Ваэль - Хвост Дракона

Сейчас ее память была неспособна даже восстановить образ этого существа целиком, настолько велик был шок. То, что солдаты загнали в угол, напоминало большую собаку, и они опрометчиво решили, что имеют дело с оскверненным животным.

В свете факела им предстало чудовищное, уродливое и непостигаемое… нечто. В склизкой, спадающей с него липкими клочьями тьме, перед ними было трясущееся существо – нет, существа; Неста помнила узнаваемый силуэт задних лап собаки и покрытую выгоревшими побегами руку лор-файне в спине. Она помнила раскрытую воздуху, воспаленную плоть собачьей морды, вплавленной в череп остроухого линея лишь с одной стороны.

Попытки восстановить события в памяти заставляли ее дрожать. Она не могла осознать… ее разум не мог, не способен был осознать, обработать увиденное. В ушах гремели слова Лидии, и собственная неспособность смириться с увиденным вызывала подкатывающие к горлу приступы тошноты.

«Полуоформленные образы, потерянные в чужих кошмарах».

Ребята из форта оказались столь же не готовы к тому, что предстало их взору, что их легко удалось застать врасплох. Каким бы неказистым и жалким не казалось то чудовище, оно набросилось на отряд в одно мгновение.

Она до сих пор помнила крики. Эшнили увидел это первым, и его вопль окатил остальных ледяной волной. Он кричал, и кричал, и кричал… и больше не пришел в рассудок. Оно бросилось на него в одно мгновение, а остальные ребята просто смотрели, не в силах двинуться от страха.

Потому что истинный страх – это не побег, не лихорадочное отпрыгивание прочь. Истинный, глубочайший страх – сковывающие липкие нити, ледяная паутина ступора.

Неста смогла очнуться, только когда Солни толкнул ее невольно, бросившись другу на помощь. Она смутно помнила, что сделала – взмахнула трезубцем, импульсом попыталась отбросить чудовище прочь от Эшнили. Но он больше не двигался. Не кричал, не пытался спастись. Больше не жил.

Она плохо, так плохо помнила этот бой. Какие-то урывки.

Помнила просьбы о помощи Солни, которого черные клыки распороли напополам в одно мгновение. Помнила, как Рейветин бросился наперерез чудовищу и спас ее жизнь. Помнила, как страх не давал ей обратиться к своим силам, как во вспышке от Владыки Морей она увидела слившееся лицо-морду монстра, и как ее небьющееся сердце словно распространило холод по всей ее груди.

Двое погибли на ее глазах.

Помнила, как упала на песок, уворачиваясь, как оцарапали ее ветки острых пустынных кустов. Как солдаты отрубили бесполезные растущие из спины руки чудовища, давая ей время прийти в себя.

Ей удалось призвать на помощь Марку, в конце концов. В замершем мире она могла смотреть в морду этого существа не дольше, чем в хаосе текущего времени. Черное сердце сгустившейся тьмы находилось в самой голове – там, где изначально срослись в единый кошмар бедные жертвы.

Неста не смотрела, когда призывала силу Владыки Морей себе в помощь. Но она поняла, что это ей и не требовалось. У нее не билось больше сердце, но она ощущала биение чужой тьмы как свое собственное.

И, когда луч испепелил сгусток, монстра не стало, а она сама осталась один на один с Рейветином и его израненным подчиненным. А перед ними лежали тела Эшнили и Солни.

Помнила смутно, как обнимала Рейветина, то ли утешая его, то ли ища утешения для себя. Помнила, как они втроем, шатаясь, отправились обратно в Форт-Пэн, чтобы там найти помощь и вернуться за телами погибших.

Рейветин умолял ее не винить себя, но Неста не могла прекратить без конца прокручивать в голове, что если бы она среагировала сразу, если бы выхватила трезубец и нанесла удар мгновением раньше, ребята были бы живы. Но она оказалась не готова, и все же опрометчиво пошла с патрулем, думая, что может заменить рыцаря ордена. А что в итоге? Она даже не могла заставить себя вспоминать о случившемся без содрогающих ее спазмов и удушающих, подступающих к горлу комков.

Она хотела кричать и плакать, ее трясло и знобило в жарком хосеш-асадском воздухе. Она не слышала и не видела никого вокруг себя, и ей становилось хуже с каждой проходящей минутой. Ей казалось, что она сойдет с ума. Рассудок не справлялся.

Она даже не заметила, как к ней подошла Лидиа, как присела рядом с ней на песок, не обращая внимание, что это может испачкать ее атласное платье.

– Шшш, моя кассида, – позвала она, и ее теплая рука коснулась щеки Несты, слегка возвращая ее в реальность. Следом за прикосновением пришло необъяснимое ощущение спокойствия, мягкости и чего-то еще, чему Неста не могла найти слов.

Она встретилась взглядом с золотыми глазами Лидии, и тогда женщина коснулась ее второй рукой, обнимая ладонями лицо Несты.

– Все будет хорошо. Ты сильна, ты справишься.

Прикосновение вернуло ей хотя бы часть сознания, но этого хватило лишь на нервный всхлип.

– Как?.. – хрипло спросила Неста, не чувствуя в себе сил даже на эти слова. – Как мне продолжать, когда то… то, что я видела – только начало?.. эти… ужасы, это… это…

– Шшш, – вновь повторила Лидиа, и с ее мягкими касаниями возвращалось живое тепло. Она подалась ближе к Несте, и ее слова прозвучали только для них двоих: – Поспи.

А затем ее мягкие губы коснулись губ Нимнесте, принося с собой спокойствие и необходимое забытье.

Во сне все было мягче. Спокойнее. Синих бабочек было меньше, отчего бледное лицо напротив не так терялось за световой рябью. Он взял ее за руки – его руки были ледяными, мертвыми – и, когда он заговорил, звучал горше потери.

– Так быть не должно. Так быть не должно, понимаешь? Того, что ты видела.

Холод его рук пробирался к самому ее сердцу, и не сразу она осознала, что может отдернуть их, освободиться.

– Не должно?! Понимаю?! Без этой демонстрации я могла тебе сказать, что подобное… непостижимо, ужасно, отвратительно!

Он был белым, как труп, и бабочки вокруг тоже напоминали о смерти. Все было холодным, пепельным.

– Никто не заслужил… того, что происходит. Ваш мир умирает, его тонкий защитный слой пропускает так много, но даже если и так… никто этого не заслужил. Это чудовищно, и я ничего не могу с этим поделать.

Ее руки в его, вновь, а она и не осознала, как. Он подносит их к лицу, будто бы собирался вложить свои слова ей в ладони.

– Прости меня. Я ничего не могу поделать, я связан по рукам и ногам. Я могу только смотреть со своей короткой цепи, и я бы отдал все, чтобы это исправить. Но я не могу.

Она забыла об осторожности, встречаясь взглядом с мертвыми переливчатыми сапфирами его глаз.

– Кто… что ты вообще такое?.. как твое имя?

– Это важно?

Он поднялся. Бабочки разлетелись, словно светящаяся рассыпанная дробь.