Вероника Коссантели - Изумительная Страна Снергов

Ох, мисс Ваткинс! Если бы вы только прислушались к своим угрызениям! Если бы только Пип и Флора отправились на этот пикник! Скольких опасностей и неприятностей можно было бы избежать! Но что толку говорить «если бы»? Жизнь идёт сама по себе, к лучшему или к худшему. Иногда всё заканчивается счастливо.

А иногда – нет.

– Держитесь тропинки, – приказала мисс Ваткинс. – Будьте вежливы с Капитаном. И никаких задержек по пути. Абсолютно никаких!

В мрачном молчании мальчик и девочка побрели к воротам приюта, неся меж собой тяжёлый мешок с овощами. Жизнь опять прижала Пипа и Флору: им было грустно, но удивлены они не были. Удовольствия и счастье – это то, что достаётся другим людям. Жизнью управляют взрослые, а оба ребёнка давно уже научились не ждать от взрослых ничего особо хорошего.

Когда-то у Пипа была мама – женщина в усыпанном блёстками трико, которая совершала акробатические трюки на спине белого пони. Но однажды, посреди ночи, залитой лунным светом, Белль Отчаянная Бомба ускакала из цирка с Изумительным Стефано-Шпагоглотателем, оставив после себя малолетнего сынишку, горстку блёсток и лёгкий запах конского пота. У Пипа был ещё отец – жилистый, свирепый мужчина, обладавший лютыми кулаками и очень болезненным ремнём, – и теперь, после бегства матери, дела пошли совсем плохо. Как ни жаль, но самый маленький и самый юный из Сказочных Самолетающих Семифреди оказался не таким уж сказочным самолетающим. Может быть, если бы его отец был не столь яростен и криклив и не столь скор на расправу со своим ремнём, Пип справился бы. Он старался изо всех сил – так старался, что даже заболел от ужаса и нервного напряжения, – но, если уж вы начали ожидать худшего, это худшее, как правило, и происходит.

В конце концов всё изменила тигрица. Когда бы и где бы цирк ни останавливался, все в округе приходили посмотреть на Бориса Смелого и его Кровожадную Зверюгу. Зверюга была старой и полинявшей, и порой, когда у Пипа случались неприятности и ему требовалось спрятаться, он заползал под её клетку на колёсах. Тигрицы он боялся куда меньше, чем гнева своего отца.

В тот день никто так и не понял, как тигрице удалось выбраться из клетки. Первым её заметил Пип – сверху, из-под купола цирка. У Сказочных Самолетающих Семифреди шла репетиция. И чем больше отец орал на сына, тем больше ошибок делал Пип. Он раскачивался на трапеции – вперёд и назад, туда и сюда, и ему было всё тошнотнее и тошнотнее, – как вдруг увидел: что-то полосатое крадётся между пологами циркового тента.

– Что там с тобой такое? Чего ты ждёшь?

Его дядья и кузены составили пирамиду и теперь ждали, когда Пип спрыгнет с трапеции на её вершину. Отец стоял внизу пирамиды – все его мышцы вздулись, а лицо было красное и блестящее от пота.

– Прыгай, мягкотелый сопляк…

Отец хотел крикнуть что-то ещё, но тут ему ответила тигрица – глубоким, мрачным рёвом, от которого кровь стыла в жилах. Ещё больше криков было потом, когда пирамида, составленная из дядьёв и кузенов, рухнула, образовав кучу тел с торчащими во все стороны руками и ногами. Мало-помалу все выбрались из этой кучи. Все, кроме отца Пипа, который остался лежать на арене…

Вот так и получилось, что Пип, никому не нужный и нечаянно безродный, оказался в «Солнечной бухте» – причём в тот же самый день, что и Флора.

Флора ничего не знала о свирепых отцах, да и о каких-либо других тоже не знала; её собственные отцы давным-давно куда-то задевались. Она выросла в своей детской, где были большой кукольный домик и пятнистый игрушечный конь-качалка, а ещё у неё была очень дорогая гувернантка-француженка. Мама Флоры виделась с дочерью только раз в день, потому как считала, что этого более чем достаточно.

– Материнство та-ак изнуряет, – бывало, жаловалась она подругам. – Конечно, я делаю всё возможное, но она такая странная маленькая штучка и к тому же ужасная болтушка. Она никогда не умолкает…

Как-то утром, весной – это было три года назад, – гувернантка повела Флору прогуляться в парке. Это был её день рождения; после прогулки, в качестве поощрения, ей позволили позавтракать вместе с матерью.

– Мама, тебе нужно пойти в парк и посмотреть на уток. – В тот день Флора говорила больше обычного. – Они очень милые, и, знаешь, они крякают. Вот так: кря-кря.

– Флора, не производи за столом всякие глупые звуки, – сказала мама. Накануне вечером она была в гостях – вела беседы с возможными будущими мужьями. Домой мама пришла очень поздно, и у неё болела голова.

– Там была ещё белка, – продолжала Флора. – Она забралась на дерево. Мама, ты хотела бы уметь забираться на деревья?

– Не говори с полным ртом, Флора, – сказала мама.

– А ещё там был голубь на одной ножке. – Флора не умолкала. – Как ты думаешь, мама, куда делась его вторая нога?

– Не набивай себе рот горошком, Флора, – сказала мама. – Леди так не делают.

– И ещё, – не останавливалась Флора, – там был человек, который играл на скрипке. Люди подходили и клали монетки в его шляпу. Я тоже хотела положить монетку, но мадам сказала: non [1] Нет (фр.). . Можно мне завтра вернуться и посмотреть, там ли он ещё?

– Флора, – сказала мама, – разве ты не можешь помолчать? Ты сводишь меня с ума.

– Но, мама, он был такой худой и выглядел таким голодным. Я думаю, ему нужно купить еды. Думаю…

– Флора, мне нет никакого дела до того, что ты думаешь. Мне нет никакого дела до уток, белок, голубей и людей со скрипками. ПЕРЕСТАНЬ РАЗГОВАРИВАТЬ!

Родителям следует с осторожностью выбирать слова.

Флора уставилась на лицо матери, искажённое от злости и головной боли, и сделала то, что от неё просили. Она перестала разговаривать. Она не произнесла больше ни слова – ни в тот день, ни на следующий, ни через следующий, ни когда-либо после. Даже когда к ней пришли и сказали, что «Титаник» столкнулся с айсбергом и затонул и что её мать с новым мужем ушли вместе с кораблём на дно океана, – Флора не издала ни звука.

Её прочие родственники очень встревожились из-за того, что им придётся принять столь странного и молчаливого ребёнка. Так и получилось, что Флора, никому не нужная и нечаянно безродная, оказалась в «Солнечной бухте» – причём в тот же самый день, что и Пип.

В то первое утро, когда они стояли бок о бок перед мисс Ваткинс в её длинной чёрной юбке и каждый чувствовал себя очень одиноким, дети тесно прижались друг к другу, и это чувство близости так и осталось между ними.

– Они освоятся, – с надеждой сказала тогда мисс Крипнинг. Она всегда так говорила, если дети попадали в затруднительное положение. – Освоятся. Со временем.

Время шло. Дни превращались в недели, недели – в месяцы, и всё же новые сироты в приюте «Солнечная бухта» так, кажется, и не усвоили важность соблюдения правил.