Николай Белоусов - Всего одно письмо

–Потерплю до утра. – Ро задержала дыхание, погружаясь в воспоминания пятилетней давности, – Дарран, в доме осталось, что-то от прошлых хозяев?

Дворф помрачнел и указал на левое крыло. Там из-за стены торчал край телеги, в которой лежала куча костей.

–Мы всё уберем, не волнуйтесь. Я скажу своим, что заказчик на месте.

–Можете не спешить, я не тороплю.

Дарран фыркнул.

–Мы никогда не спешим, потому и работаем быстрее всех. И лучше, если до вечера где-нибудь погуляете. Я бы предложил лес, но кому тогда сдавать объект?

Пока шел ремонт, Ро бродила между рабочими и прислушивалась к разговорам. Всего Рохезия насчитала пять языков, девять наречий и несколько доселе неизвестных оскорблений, о смысле которых она без труда догадалась.

«Еще можно удивить.»

Ро выходила на час – походить по окрестностям, а когда возвращалась, казалось, что прошло минимум несколько дней. Поместье, словно живое, изменялось на глазах. Но понаблюдав пять минут, вся мистика испарялась, и на виду оставался тяжелый, хорошо выверенный труд.

–Настоящее искусство. – замечала она, а слышавшие это рабочие улыбались и подмигивали.

Как и пообещал Дарран, через три недели всё было закончено. Он предложил ей осмотреть объект, но женщина ответила, что верит на слово, ведь сама видела, как поместье оживало.

– Это обязательно. Не ради вас, ради себя прошу. – настоял дворф. – раньше, я бы поклялся бородой, что вы будете довольны. Теперь приходится поступать иначе.

–Дарран, я несколько недель желала тишины. И если кто-то лишит меня её еще хотя бы на два часа, я клянусь здоровой рукой, что заставлю его всё переделывать.

Строитель хмыкнул, посмотрел на бригаду, которая убрала весь инструмент в телеги. Рабочие переоделись и играли в кости за воротами.

–Миледи. – дворф говорил в сторону. – мне было исключительно приятно работать для такого человека, как вы. – повернулся к Рохезии, – Учитывая, что пришлось исправлять ваши же деяния. И вместе с тем, я благодарен не только, что вы совершили здесь, но и за спасение моей любимой академии. Это было бы трагедией лично для меня. И учитывая всё ранее сказанное, вдобавок к моему уважению к вам, как к ректору, барду и авантюристу, предлагаю свою помощь в продаже этого поместья. Не подумайте плохого. Делаю это из лучших побуждений. Я бы сам посчитал оскорблением, если б после выполненной работы, клиент захотел продать свой дом. Но тут другие обстоятельства. Как знаю, вы намерены устроить здесь детский приют.

Ро приподняла брови, понимая, что у этого дворфа лучшие не только строители.

–Вы правы.

–В таком случае, беспокоясь не только о своей работе, для которой дети представляют величайшую угрозу, но и о ваших воспитанниках, прошу вас прислушаться к моим словам. В окрестностях столицы больше беспризорников и там есть дома, которые подойдут для этого лучше, чем ваше поместье. И там реже дикие твари рвут людей на части. Там меньше гноллов, троллей и других опасных представителей нашего мира.

–Но у вас у самого работает огр.

Дворф кивнул.

–Вы были преподавателем, и прекрасно знаете, что учитель важен не менее, чем ученик. Но одно дело, когда ученик один и юн, а другое дело, когда они хотят сделать с вами такое, что один колдун сделал с прошлым хозяином этого поместья. Он этого заслужил, а вы нет. Бросьте эту затею, и моя совесть ляжет спать.

–А без этого она не уснет?

Дарран почесал подбородок и улыбнулся.

–Но для этого ей понадобится бутылка вина и хорошая компания.

–Тогда не отказывайте себе в удовольствии. С вами было приятно иметь дело.

Ро протянула ладонь для рукопожатия. Улыбка сошла с губ мужчины.

–Надеюсь, не в последний раз.

Как только она осталась одна, нахлынули воспоминания, но тут же отогнала их. Нет, сейчас это другое место. Новые статуи, колонны, Дарран усилил внешнюю стену резным кирпичом, и казалось, что ветер гонит волны по камням. А восстановленное крыло рушило симметрию, но делало всю композицию интереснее. Если другие части дома выглядели как богато украшенные ящики, то дворф вложил в новую постройку изящности, плавности линий, и даже прямые углы казались мягче, или это потому, что их спрятали за каменными лианами.

Статуи поражали живостью. Тела мужчин и женщин были прекрасны. Не той распространенной красотой, где смазливое личико и высокая грудь определяет успех, они были прекрасны как тела, изображенные в мраморе. Рисунок кожи, поры, даже родинки. Скульпторы, определенно, получали щедрое вознаграждение. На бедре одной из дев она увидела комара и прихлопнула его. Но раздался хруст, а на её ладони остались каменные лапки и пыль.

Ро растерла остатки «насекомого» и вытерла пальцы о рукав, затем присмотрелась к испорченной статуе. Улыбнулась. Похожие едва заметные сколы она видела в академии, еще когда была девчушкой.

Стыки потолка и стен скруглили, из-за чего коридоры стали казаться больше. Убрали обожженные картины, и вместо них написали на стенах новые. Ничего такого за что ухватиться взгляду, наоборот, если целенаправленно не смотреть на них, то они направляют взор вперед, создавая на границе зрения образ танцующих кошек.

Ро едва это поняла, как машинально зажала нос, а затем тихо рассмеялась. Пустой коридор усиливал смех, разносил его по всему поместью.

–Лишь бы с мыслями такого не было. – сказала хозяйка и пошла дальше.

Желающие получить работу в приюте выстроились в очередь до ворот. Многие запаслись едой и надели лучшие или, по крайней мере, чистые наряды. Женщины и мужчины всех возрастов с порога расхваливали себя: ум, порядочность, трудолюбие и любовь к детям. А спустя минуту шли домой. Ро предпочитала не работать с теми, кто лжет с порога.

Один детина сально шутил и недвусмысленно намекал на перепихон на столе. А затем до того обиделся, что, когда уходил, крикнул «Потаскуха!» и убежал.

«Ничего нового.»– подумала она и продолжила работу.

Из всей толпы кандидатов удалось выбрать четверых: трех женщин и одного мужчину – Вильяма. В заслугу последнего входили три военные кампании, десяток ранений и столько же наград. Сколько из них ему вручили, а сколько снял с мертвых товарищей, она не уточняла. Тем более нужен был кто-то, кто приструнит самых наглых детей. Ро надеялась, что ей не придется этим заниматься. Пугать сирот – последнее, чего она хотела.

«Дорогая Рохэзия.

Мне сложно признаться в этом, но тишина, в которой я очутился, снедает меня. Иной раз мне снится, что мы, как и прежде, пробираемся по лесам, спускаемся в пещеры и сбегаем от чудовищ, чтоб вернуться снова. В такие моменты я просыпаюсь и подолгу смотрю в окно. Эти два месяца я спрашиваю себя: почему я остался жив. Калека, который дышит только милостью короля.