Николай Белоусов - Всего одно письмо

–Вообще, я считаю, надо с ними жестче. Они же кроме силы ничего не поймут, – продолжает Вильям, – не соблюдают распорядок – розгами, три раза повторилось, так за шкирку и пусть дальше побираются. Нам тупые здесь не нужны.

Женщина отодвинулась от стола, развернулась и закинула ногу на ногу.

–Исключительно интересная позиция. Скажите, стоит ли рассматривать подобное отношение к воспитателям?

Мужчина оживился.

–Конечно! Порядок должен быть во всём и везде! Вне зависимости от должности.

–Прекрасно, Вильям, если б не одно, но: Вы сейчас бездельничаете в моем кабинете и отвлекаете меня от работы. К тому же, я сказала вам заткнуться. – выждала немного и добавила. – раз.

Воспитатель сдвинул брови, не понимая к чему было последнее слово. Но тут же насупился и выпалил.

–Госпожа Рохезия, я бы вас попросил проявить уважение.

Ро указала пером на дверь.

–А я вас прошу выполнять свои задачи. Проследите, чтоб каждый получил порцию. И не оскорбляйте их, пожалуйста.

Мужчина откашлялся, набрал полную грудь воздуха так, что хозяйка дома приготовилась заткнуть уши, но бывший солдат вышел и забормотал.

–Я –ветеран и такое отношение…

Ро провела пальцев по опахалу пера, вздохнула.

–А я герой и все мы в жопе.

Дети сидели в новых, хоть и мешковатых одеждах. Рохезия отметила для себя, что надо снять мерки и заказать форму на каждого.

Ещё раз осмотрела зал, где когда-то была гостиная, а теперь стены прятались за шкафами с книгами и пустыми свитками. За спиной у Ро висели портреты известных бардов и мыслителей, хотя она была уверена, что ни одно из этих имен детям не известно. Под портретами доска с покрытием для мела и несколько плакатов с простыми буквами, цифрами, рунами. Всё так, как она себе представляла. Нарушали идиллию Вильям и три воспитательницы.

–Здравствуйте, друзья. Рада, что вы до сих пор с нами. Поднимите руки, кто умеет читать.

Дети заерзали, переглядываясь, кто-то барабанил по парте, а кто-то перешёптывался и нервно смеялся.

– Значит, начнем с самого начала. – продолжила Ро с улыбкой.

Когда на доске появился алфавит, кто-то произнес.

–И нахрена нам это?

Женщина оглянулась и увидела, как Вильям спешит к блондинчику. Последний схватил стул и отгородился ножками от ветерана.

–Вильям, будьте любезны, не вмешивайтесь в учебный процесс. А ты, кажется, Ингмар. Тебе удобно если я буду называть тебя так?

Парень задумался, опустил стул и усмехнулся.

–Называй меня Господином.

Ро тут же подняла ладонь, останавливая Вильяма.

–Господин, это одно из условий – учеба.

Инграм указал пальцем на доску.

– Это дерьмо.

–Почему же? объясните вашу позицию.

–Дерьмо и дерьмо, что тут объяснять. Кому это нахрен нужно? У нас в деревне только один умеет читать, а остальные и так живут. Им тоже неплохо. Мне еще дед говаривал, что это для соплежуев, а настоящие мужики в поле работают.

Ро вспомнила всех «соплежуев» на своем веку и улыбнулась.

–Как я понимаю, господин, буквы умаляют ваше достоинство.

–Поди разбери, что талдычишь, но я говорю всем, эти штуки не накормят в голодный год, а вот рожь да. Вот проторчим мы с тобой тут год или сколько, а толку? Потом не понравится что-то в нас, выгонишь и что нам делать? Палочкой эту дрянь рисовать? У нас один грамотный есть, зачем больше таких?

Ро коснулась языком уголка губ.

–Ага, а что скажешь об этом?

И тут же нарисовала несколько цифр, а затем ноты.

–Выглядит по-другому, но все равно каракули. Слушай, нам бы пожрать и одеться. За первое и второе спасибо, но вот это всё дрянь ссаная.

Учительница заморгала. Со студентами никогда такого не было. Некоторые могли сомневаться или думали о себе слишком многого, но никогда не оскорбляли основы.

– Это цифры и ноты. – проговорила Ро, – с их помощью считают и сочиняют музыку.

–У меня для этого пальцы есть. А для музыки ярмарки. Там эти бездельники дудят. Это мне, что, потом с протянутой рукой стоять и дудеть?

–Маль… Господин, это основы всего. Благодаря буквам и нотам, вы познакомитесь с разнообразием музыки, сможете оценить сложность поэм и насладиться ими.

–А пожрать я смогу достать?

Женщина отложила мел и оперлась на кафедру.

–Весь этот дом был построен благодаря музыке.

«Точнее, отремонтирован.»

–Ага, как же. Это ж кто будет за свистопляску столько платить? Я наслышан о таких, как ты. Разбойники. С простых людей забираете то, что они месяцами копят. А затем ходите напыщенные в этих ваших тряпках красивущих. Так бы каждый пел да плясал. На кой бес в поле горбатиться?

Ро попыталась погладить отсутствующие пальцы.

«Успокойся, у него было тяжелое детство. Он завяз на первой ступеньке.»

–Потому что это сложнее.

Ингмар заржал, другие дети поддержали его хихиканьем. А воспитатели поджали губы, сдерживая смех, и отвернулись, что-то шепча друг другу.

–Сложнее? – через приступы хохота вставил Ингмар, – вот дудеть и дергать за струну сложнее? Ты в поле то была? Косила сено, собирала пшеницу? Вот и не говори, что сложнее.

Учительница смотрела на смеющийся класс и сквозь зубы прошептала.

–С упырями было проще, – затем выпрямилась и откашлялась, – дети, кто еще думает так же, как Господин?

Поднялись шесть рук. Девочка с ссадинами на шее сначала подняла, но тут же опустила.

–Благодарю за честность. Господин, на какой день у вас получилось таскать снопы?

Ингмар фыркнул.

–На первый.

Ро широко улыбнулась.

–Чтож, если вы такой талантливый, то музыкой овладеете быстрее остальных. А теперь, приступим к уроку и узнаем, что же сложнее.

Дети передумали уже на второй день. Они путали буквы и цифры, которые, на взгляд Ро, совсем не были похожи. От этого и страдала дисциплина. Кто-то психовал, что это какой-то бред, но ему напоминали, что за это его кормят и одевают.

Агна молча училась. Она изучала букву за буквой, руну за руной, и двигалась как скользящий валун, увлекая за собой тех, кто меньше. У Ингмара получалось хуже. Он то и дело ворчал, когда кто-то из младших опережал его. Косился на других, заглядывал в тетради и сравнивал. По прикидкам Ро он тратил на это бо́льшую часть времени.

Через месяц, во время встречи с воспитателями, в кабинет Ро вбежал заплаканный мальчишка. Она попросила работников прийти через час, усадила воспитанника на стул.

–Щелчок, ты прибежал ко мне за помощью или чтобы поплакать?

Семилетний мальчишка всхлипывал и утирал сопли, размазывая их по новой сорочке.

–Они дерутся! Меня стукают!

Ро вздохнула. Больше всего она не любила разбираться в студенческих драках. Каждый мнит себя правым, а затем обижается, что не встали на его сторону. А здесь дети.