Роберт Силверберг - Валентин Понтифик

Через день или два произошло еще одно событие – пурпурный дождь. Явление редкое, но безвредное. Все единодушно решили, что так далеко на запад скувву занес переменившийся не в свой сезон ветер. Почти целый день все было в лавандовых тонах, потом песок смыло дождем – обыкновенным. Пурпурный дождь Этован Элакка тоже выбросил из головы.

Однако же нийковые деревья…

Он наблюдал за сбором плодов глейна – после пурпурного дождя прошло уже несколько дней, – когда к нему подбежал старший садовник, невозмутимый морщинистый гэйрог по имени Симуст. Он был, против обыкновения, очень сильно взволнован: змееподобные волосы спутаны, раздвоенный язык так и мелькал, будто вот-вот вылетит изо рта.

– Нийк! – кричал он. – Нийк!

У нийков серовато-белые листья, узкие, словно карандаши, они торчат вертикально, как ударенные током, небольшими пучками на кончиках черных двухдюймовых ветвей. Ствол прямой и тонкий, веток мало, и они будто изломаны. Топорщащиеся вверх листья завершают картину и придают нийку такой угловато-колючий вид, что его ни с чем не спутаешь даже издалека. И издалека, когда они с Симустом еще бежали к роще, Этован Элакка разглядел нечто до невозможности странное – на каждом дереве все листья смотрели вниз, будто это были не нийки, а какие-нибудь плакучие танигалы, или вовсе халатинги!

– Вчера с ними все было хорошо, – рассказывал Симуст. – Сегодня утром с ними все было хорошо! А теперь… теперь…

Этован Элакка добежал до первой группы высаженных пятерками деревьев и потрогал ближайший ствол. Он показался странно легким. Этован Элакка толкнул, и дерево упало, сухие корни легко вывернулись из земли. Он толкнул второе дерево, третье…

– Погибли, – сказал он.

– Листья… – заметил Симуст. – Даже на мертвых нийках всегда торчат вверх. А как сейчас – я никогда не встречал ничего подобного.

– Неестественная смерть, – пробурчал себе под нос Этован Элакка, – это что-то новенькое, Симуст.

Он бегал от посадки к посадке, пиная деревья наземь, после третьей группы нийков он перешел на шаг, а после пятой медленно побрел, опустив голову.

– Погибли! Все погибли! Мои прекрасные нийки…

Да, засохла вся роща. Нийки умирают быстро, вся влага уходит из их губчатых ветвей, но роща, засаженная поэтапно в течение десяти лет, не могла полностью погибнуть в одночасье, да и странное поведение листьев было необъяснимо.

– Мы должны сообщить сельскохозяйственному агенту, – сказал Этован Элакка, – а еще, Симуст, отправь гонцов на ферму Хагидона, и к Нисмэйну, и к этому, как его, который возле озера. Пусть спросят, не случилось ли у них чего с нийками. Уж не болезнь ли, а? Но ведь нийки ничем не болеют… Значит, какая-то новая болезнь, верно, Симуст? Свалилась на нас, как послание от Короля Снов.

– Пурпурный дождь, сэр.

– Цветной песок? Разве он может чему-то навредить? На той стороне Разлома он выпадает часто, но у них все в порядке. Ох, Симуст, нийки, мои нийки!

– Это все пурпурный дождь, – твердо произнес Симуст. – Он совсем не такой, как в восточных землях. Это был ядовитый дождь, и он убил все нийки!

– И чувствильники тоже? За три дня перед тем, как начался?

– Они очень нежные сэр. Может, они почувствовали яд в воздухе, когда дождь приближался.

Этован Элакка пожал плечами. Может быть… Может быть… А может быть, ночью из джунглей прилетали меняющие облик – на волшебных летающих машинах или на метлах – и рассыпали над землей какую-то колдовскую погибель. И такое может быть. В мире, состоящем из «может быть», возможно все.

– Что толку гадать? – с горечью сказал он. – Мы не знаем ничего. Только то, что погибли чувствильники и нийки. А что будет дальше, а, Симуст? Что дальше ?

– Валентин, смотри! – вдруг с неожиданной радостью воскликнула Карабелла, весь день смотревшая в окно летающей лодки, как будто надеялась силой взгляда ускорить движение по унылым пустошам. – Кажется, мы наконец-то выбираемся из пустыни!

– Быть того не может, – ответил он. – Нам ехать по ней еще три или четыре дня. А может быть, пять, или шесть, или семь…

– Нет, ты посмотри !

Валентин опустил пачку бумаг, которые непрерывно листал всю поездку, сел прямо и тоже посмотрел в окно. Да! Божество свидетель, местность сделалась зеленой! И не того тусклого серо-зеленого цвета, что присущ скудной, корявой, жесткой и упрямой пустынной траве, а яркой сочной зелени настоящей маджипурской растительности, насыщенной энергией роста и плодородия. Итак, наконец-то он вырвался из поля злых чар Лабиринта, и караван короналя покидал выжженное плоскогорье, под которым находилась подземная столица. Значит, он приближается к владениям герцога Насимонтского – Костяному озеру, горе Эберсинул, полям туйолы и милаиле, большой усадьбе, о которой Валентин был весьма наслышан…

Он легко положил руку на хрупкое с виду плечо Карабеллы и провел по спине, осторожно нажимая пальцами на упругие полоски мышц, лаская ее под видом массажа. Как же хорошо снова быть рядом с нею! Она присоединилась к нему в паломничестве неделю назад, в руинах Велализира, где они вместе знакомились с ходом археологических раскопок громадного каменного города метаморфов, который хозяева забросили пятнадцать, а то и двадцать тысяч лет тому назад. Ее прибытие помогло ему выбраться из мрачного и подавленного настроения.

– Ах, моя госпожа, до чего же одиноко мне было в Лабиринте без тебя, – негромко сказал он.

– И мне очень жаль, что меня там не было. Я ведь знаю, что ты терпеть не можешь это место. А уж когда мне сообщили, что ты заболел, о, меня просто совесть заела – как же так, находиться вдали от тебя, когда ты… – Карабелла тряхнула головой. – Ты и сам знаешь, что я поехала бы с тобой, будь для этого хоть малейшая возможность. Но я давно пообещала жителям Сти присутствовать на освящении нового музея, и…

– Да, конечно. У супруги короналя много собственных обязанностей.

– И все равно я никак не могу к этому привыкнуть. «Супруга короналя»! Рядовая жонглерка из Тил-омона разъезжает по Замковой горе, произносит речи и освящает музеи…

– Карабелла, столько лет прошло, а ты все еще «рядовая жонглерка из Тил-омона»?

Она пожала плечами и потеребила пальцами тонкие, коротко подстриженные волосы.

– Моя жизнь – это всего лишь цепь странных случайностей, и могу ли я об этом забыть? Если бы в то время, когда ты скитался, я не состояла в труппе Залзана Кавола, если бы мы не остановились в той гостинице… и если бы тебя не лишили памяти и не выбросили, с мозгами не лучше, чем у черноносого блава, посреди Пидруида…

– Или если бы ты родилась не сейчас, а в эпоху лорда Хавилбова, или в каком-нибудь другом мире…