Роберт Силверберг - Валентин Понтифик

– В общем-то, да.

– Ты даже намека на отгадку не даешь.

Валентин немного помолчал.

– Карабелла, ответ – одно короткое слово. Хиссун.

– Хиссун? Тот маленький шпаненок из Лабиринта?

– Уже не шпаненок. Оружие, которое я обратил против Замка.

Карабелла тяжело вздохнула.

– Загадки, загадки, загадки!..

– Говорить непонятно – привилегия правителя. – Валентин подмигнул, притянул Карабеллу к себе и легонько коснулся губами ее губ. – Прости уж мне эту маленькую прихоть. И…

Машина вдруг остановилась.

– Эй, смотри! Мы уже на месте! – воскликнул Валентин. – Это Насимонт! И, клянусь Владычицей, похоже, что он собрал встречать нас добрую половину всей провинции!

Караван въехал на просторный луг, поросший короткой упругой травой, до того зеленой, что цвет воспринимался каким-то другим, небывалым, откуда-то с дальнего конца спектра. Под идеально прозрачным солнечным полуденным небом уже шло огромное празднество, растянувшееся, вероятно, на несколько миль – в поле зрения находились десятки тысяч веселящихся людей. Под грохот пушек и пронзительные звенящие мелодии систиронов и двухгрифовых галистанов к небосводу то и дело вздымались залпы специальных, дневных фейерверков, вычерчивавших над головами четкие черные и фиолетовые узоры. Над толпой возвышались на двадцатифутовых ходулях клоуны в огромных масках с выпуклыми красными лбами и гигантскими носами. Ветерок развевал на огромных столбах знамена с пылающими звездами. На полудюжине сцен сразу полдюжины оркестров одновременно сотрясали воздух гимнами, маршами и хоралами, а средоточием всего карнавала являлась, по-видимому, целая армия жонглеров; вероятно, сюда явились все, жившие в радиусе шестисот лиг, умевшие худо-бедно подбрасывать в воздух несколько вещей, так что вокруг мелькали дубинки, ножи, топорики, пылающие факелы, ярко раскрашенные шары и сотни других предметов, что, несомненно, являлось данью уважения любимому развлечению лорда Валентина. После мрачной, давящей атмосферы Лабиринта это было самым великолепным, какое только можно представить, возобновлением великого паломничества – неистовое, захватывающее, немного смешное, совершенно восхитительное событие.

Посреди всего этого столпотворения, на краю площадки, явно предназначенной для остановки каравана летающих лодок, спокойно стоял рослый, худощавый немолодой мужчина с приветливой улыбкой, не очень-то сочетавшейся с суровым обветренным лицом с резкими чертами и пронзительным взглядом. Это и был Насимонт, землевладелец, превратившийся в бандита, а затем вновь ставший землевладельцем, некогда – самозваный герцог Ворнекского утеса и властитель Западных пределов, теперь же возведенный декретом лорда Валентина в титул герцога Эберсинульского.

– Ой, смотри! – воскликнула Карабелла и закатилась хохотом. – Он ради нас обрядился в свой разбойничий костюм!

Валентин кивнул, расплывшись в улыбке.

При первом их знакомстве с Насимонтом, состоявшемся в заброшенных безымянных руинах какого-то города метаморфов в пустыне юго-западнее Лабиринта, герцог-разбойник был одет в несуразные куртку и легинсы, сделанные из густого красного меха пустынных зверьков вроде крупных крыс и нелепую желтую меховую шапку. Произошло это как раз в то время, когда отчаявшийся Насимонт, разорившийся и изгнанный из своих владений из-за бессердечных и разрушительных действий последователей ложного лорда Валентина, проходивших через этот регион во время великого паломничества узурпатора, принялся грабить попадавшихся в пустыне проезжих. Теперь он снова полноправно владел своими землями и мог одеваться при желании в шелка и бархат, обвешиваться амулетами, укрывать лицо масками из перьев и драгоценными лорнетами, но предпочел облачиться в ту самую неряшливую, смешную одежду, которую носил во время изгнания. Насимонт всегда отличался первоклассным вкусом, подумал Валентин, и ностальгический выбор одежды в такой день, как этот, был не чем иным, как демонстрацией этого вкуса.

Валентин уже несколько лет не видел Насимонта. В отличие от большинства тех, кто был рядом с Валентином в последние дни войны за возвращение престола, Насимонт не прельстился местом в совете короналя на Замковой горе, а желал лишь вернуться в свои любимые сельские места у подножия горы Эберсинул, близ Костяного озера. Это было не так-то просто сделать, поскольку владения, незаконно отторгнутые у Насимонта, успели самым законным образом перейти к другим хозяевам, но правительство лорда Валентина в первые годы после его возвращения к власти уделяло много внимания подобным казусам, и в конце концов Насимонт получил обратно все, что было им утрачено.

Валентину больше всего хотелось выскочить из машины и обнять своего старого сподвижника. Но протокол, безусловно, запрещал подобные поступки – короналю, в отличие от любого горожанина, ни в коем случае нельзя было влиться в эту вольную толпу.

Так что ему пришлось ждать, пока пройдет помпезная церемония расстановки почетного караула: высоченный, массивный косматый скандар Залзан Кавол, возглавлявший его стражу, кричал и вальяжно помахал четырьмя руками, и мужчины и женщины в броских зелено-золотых мундирах выходили из машин и образовывали живую анфиладу, сдерживавшую толпы зевак, королевские музыканты исполняли королевский гимн, и так далее и тому подобное, пока наконец к летающей лодке правителя не подошли Слит и Тунигорн, которые, как полагалось, распахнули двери машины и позволили короналю и его супруге выйти в золотое тепло дня.

И лишь тогда он получил право пройти под руку с Карабеллой между двумя шеренгами стражи полпути навстречу Насимонту, а затем пришлось остановиться и ждать, покуда герцог пройдет оставшееся расстояние, отдаст подобающий поклон, сделает знак пылающей звезды и еще раз торжественно поклонится Карабелле…

И Валентин, расхохотавшись, зашагал вперед, крепко стиснул в объятиях старого бандита, а потом они вместе пошли через раздававшуюся перед ними толпу к почетной трибуне, возвышавшейся над ликующим народом.

И вот начался грандиозный парад, какие по традиции издавна устраивали по случаю прибытия короналя, и открыли его музыканты, жонглеры, акробаты, прыгуны, клоуны и укротители страшных на вид диких животных, которые на самом деле вовсе не были дикими, а специально выращивались для дрессировки. А после первых групп артистов повалили обычные жители; они маршировали с величайшим старанием, отчего беспорядок и разнобой лишь усиливались, достигая прямо-таки феерического великолепия, и, проходя мимо трибуны, кричали: «Валентин! Валентин! Лорд Валентин!»

И корональ улыбался, и махал рукой, и аплодировал, и совершал разные другие действия, предписанные короналю во время паломничества, в частности, излучал радость, оптимизм и ощущение целостности мира. Изображать все это было, как он выяснил к настоящему времени, неожиданно трудным делом, поскольку темная туча, окутавшая его душу в Лабиринте, продолжала угнетать его жизнелюбивую, солнечную по сути своей натуру.