Катерина Райдер - Исцели меня. Часть первая

– Где я и что здесь делаешь ты? – теряясь в догадках, спросила я, после затянувшейся паузы, надеясь, что смотрю на Блэка не слишком зачарованно.

– Вообще-то, я здесь живу, – совершенно невозмутимо пояснил Адам, наконец, вышел из состояния «статуя» и протянул мне кружку. – Я не знал, с молоком ты пьёшь или нет, поэтому не стал добавлять, а сахар у меня закончился…

– Ничего не понимаю… – вновь окинув взглядом комнату, выдохнула я, забирая кофе на автомате. – Но как… и почему?

– Может, сначала позавтракаешь? – Адам отчего-то нахмурился, его лицо вновь окаменело, превращая момент в пугающий стоп-кадр, а потом музыкант резко тряхнул головой, отбрасывая назад чёлку и, по своему обыкновению, расплылся в фирменной улыбке. – Или хотя бы оденешься…

Меня как током ударило! Я тотчас опустила взгляд и чуть было не пролила горячий кофе прямо себе на грудь. На мне была надета какая-то майка без рукавов, белая, с затёртым принтом ударной установки и весьма глубокими проймами, оголяющими рёбра. А под ней… под ней ничего!

– И что это значит? – тут же прижимая локти к бокам, почти взвизгнула я, чувствуя, как вспыхнуло лицо.

Адам молчал. Не знаю, чего он добивался, но я была готова вот-вот броситься на него с кулаками и сгореть от стыда одновременно! Что, чёрт возьми, произошло этой проклятой ночью? Где моя одежда? Почему я проснулась полуголая в постели Адама Блэка, но совершенно не помню, как тут оказалась, зато помню другое – то, от чего горло сводит рвотными спазмами?

Должно быть, заметив моё состояние, с трудом балансирующее между ступором и истерикой, Адам понимающе кивнул и очень вкрадчиво ответил, внимательно наблюдая за моей реакцией – обычно в кино врачи именно так сообщают родственникам о смерти близких:

– Твоя одежда была вся в крови, а ты без сознания. Прости, я проявил инициативу. Смыл грязь с лица, шеи и рук, как смог. Потом переодел. Решил так будет лучше. Наверное, нужно было отвезти тебя домой или в больницу, но я не нашёл в твоём рюкзаке документов с адресом. А насчёт обращения в полицию, думаю, ты должна принять решение сама. – Блэк замолчал, давая мне несколько секунд переварить информацию, и так же спокойно продолжил. – Все твои вещи целы. Сумка справа у постели. Джинсы и куртку я сдал в химчистку утром, через час уже можно будет забирать. Не волнуйся, я съезжу сам. Футболку, к сожалению, пришлось выбросить, но если хочешь…

– Стоп, – еле слышно выдохнула я, обрывая монотонное повествование Блэка.

Губы разомкнулись, выпуская из лёгких воздух вперемешку со сдавленными всхлипом, он завибрировал в пространстве и растворился, как утренний туман к полудню. Скулы свело судорогой, подбородок предательски задрожал – я отчётливо слышала стук собственных зубов, словно где-то рядом мчался товарный состав, гремя по рельсам множеством вагонов. Плечи, руки, пальцы зашлись нервной тряской. Ещё чуть-чуть и выроню кружку с горячим напитком. Попросить бы помощи, но я не могу произнести ни слова.

Слёзы не заставили себя долго ждать, они хлынули по щекам, стоило только заглянуть в глаза Адама, смотревшие на меня с искренним сочувствием. На мгновение показалось, что стало чуточку легче, но нет, уже спустя пару секунд, я почувствовала себя ещё хуже. Жалость не самый лучший утешитель!

Мой разум снова оказался там, в тёмном переулке за баром, явственно слышал запах сырой подворотни и дешёвого мужского одеколона. Кожа горела отпечатками пальцев, которые Адам уже давно смыл с тела. Замутило и качнуло вправо…

Я не заметила, как Блэк оказался рядом. Забрал кружку, оставил её на тумбу и крепко прижал меня к своей груди. Ощущение бестелесности вернулось, точно такое же, как после удара головой об асфальт накануне. Облака… Я помню волшебные облака… и аромат… Это Адам, это был Адам!!! От его кожи и сейчас веяло сандалом…

И тут меня сорвало, слова посыпались, как мелкие камушки при оползне, вперемешку с плачем и отчаянным рёвом.

– Нет! Скажи, что всё это было сном! Просто кошмар! Не правда… Адам, это не правда? Я не могу… Не хочу…

Блэк молчал, позволяя мне освободиться, высказаться, выплакать и выстрадать, обнимая с каждым мучительным стоном сильнее. Я плакала, плакала, плакала и никак не могла остановиться. Память вернулась, пробив затылок стройным маршем воспоминаний, как кувалдой. Яркие, настойчивые образы затанцевали перед глазами: вот мы со Сью в гостиной, ждём Джастина, который опаздывает; вот Зак, просит меня выйти на смену, потому что очень соскучился по Мии. Келли, пытается укусить побольнее, но мне плевать на неё. Адам, стоит на улице, раздражает своей неотразимостью, и мне почему-то совсем не плевать на НЕГО! Ну а дальше… Дальше следует то, что вызывает лишь слепую ярость, переходящую в острое отчаянье…

Вцепившись в плечо Блэка ногтями, лишь теперь полностью осознав, что именно он спас меня, я уткнулась носом в его ключицу. Нужно было сказать «спасибо» и ещё тысячи разных слов, но я по-прежнему не могла взять себя в руки и унять нескончаемые слёзы.

– Всё хорошо, слышишь? Всё закончилось, – прильнув губами к моей макушке, шепнул Адам.

– Но они… они ведь… – в ушах стоял треск рвущийся одежды. Я уже начала сожалеть, что осталась жива.

Понимая без лишних фраз, что терзало душу сильнее прочего, Адам отстранился, взял меня за плечи, и заглянул в глаза, заставляя, пусть ненадолго, но сконцентрироваться. Потом громко сглотнул, провёл обеими ладонями по моему лицу, вытирая слёзы, убирая назад волосы и чётко, но мягко сказал:

– Кейт, они не успели… Тебя не тронули, я оказался там раньше.

В горле застыл не то крик, не то вой. Я начала задыхаться. Всё тело било мучительной, мерзкой дрожью.

– Тише-тише, я с тобой… слышишь? – Блэк, сгребая меня в охапку, увлёк за собой на подушки. Я не сопротивлялась. Послушно легла к нему на грудь. – Закрой глаза и дыши, вместе со мной, ты справишься…

Вдох… всего один, дальше проще. Я смогу… Давай, Кейт, просто вздохни! Без облегчения, без тяжести осознания, просто ничего незначащий вдох…

Не знаю сколько времени я провела в объятьях музыканта. Кажется, целую вечность, и в то же время один короткий миг. Но этого всё равно недостаточно, чтобы вновь почувствовать себя прежней. Я больше никогда не буду прежней…

Мы не говорили, просто лежали на постели, вслушиваясь в пение птиц за окном. Изредка Блэк проводил по моим волосам ладонью, иногда касался предплечья – очень бережно, осторожно. А я, в минуты особой слабости, сжимала ткань его футболки на груди, в страхе очнуться и осознать – никакого Адама нет, я умерла и моё тело сейчас лежит в изломанной позе за мусорными баками «Весёлого Роджера» – сгорела на работе – какая злая ирония.