Дарья Романова - Три нити

Мне холодно и страшно. Я слышу гул, низкий и унылый, – может, это ветер вьет гнездо под сводами месектет; а может, лед начал прорастать сквозь стены. Что бы там ни было, этот звук пугает меня; он не прекращается уже несколько дней и становится все сильнее. Тщетно я пытаюсь найти покой в своем занятии: но кисть дрожит в пальцах, и чернила замерзают, разделяясь на мутный осадок и прозрачный лед.

И все же я заставляю себя писать – и вспоминать, каким это место было прежде. Говорят, пока помнят Рен, мертвый не мертв до конца. Надеюсь, что это так! А потому я снова и снова называю имена тех, чье дыхание согревало когда-то эти опустевшие покои; я зову их – пусть приходят, где бы они ни были сейчас.

Проснулся я от того, что сердце бешено колотилось, а шерсть на лапах и загривке стала дыбом. Мне чудилось, будто какая-то тварь навалилась на меня мягким, пышущим жаром телом. Взвизгнув от страха, я рывком сбросил тяжелое одеяло – видно, оно и было причиной кошмара.

– Эй, как там тебя! Можно потише? И так голова болит.

Это говорил Шаи, сын небесного лекаря. Выглядел он и правда не слишком здоровым – пряди короткой гривы слиплись и стояли торчком, глаза покраснели, а многообразные пятна – следы вчерашнего веселья – так обильно усеивали чуба, что оно походило на пестрое перепелиное яйцо.

– Меня звать Ринум, – сначала представился я, а уж потом полюбопытствовал. – А что ты тут делаешь, о боже?

– Только что я спал, – ответил лха, подымаясь с шаткого трехногого стула и с хрустом потягиваясь. – Как тебе местечко?

Вопрос застал меня врасплох – я ведь даже не помнил, как здесь очутился! Покои были невелики по меркам дворца: всего десять шагов в ширину и столько же в длину. Окон здесь не было, но зато стены покрывали пластинки светящегося зеленого стекла, изображающие заросли тростника. Тут и там в них прятались утки, цапли и макары из гладкой эмали; присмотревшись, я углядел даже зимородка с крошечной серебряной рыбкой в клюве и пару сплетшихся рогами улиток, размером не больше когтя. Поверх дутых стеблей был выложен узор из голубых цветов, напоминающих чаши для часуймы, а потолок занимало лучистое золотое солнце.

– Красиво, – решил я.

– Ну и замечательно – тебе же теперь здесь жить. Раньше это была моя детская, но теперь у Сиа новый ребенок. Постарайся не стать таким же разочарованием, как я… Ладно, вылезай из постели! Чем быстрее я все тут покажу, тем быстрее пойду спать дальше.

Вняв призыву лха, я начал собираться. Нарядные штаны, подарок небесного лекаря, так и остались на лапах, а вот чуба я умудрился во сне затолкать к самому изножью кровати; пояс обнаружился под подушкой; правая туфля нашлась под стулом, на котором только что дремал Шаи, а левая – под сползшим с кровати одеялом. Перепоясавшись, отряхнув подол и прорядив гриву пятерней, я уже готов был к покорению Когтя…

– Погоди-ка, не так быстро, – молодой лха легонько подтолкнул меня к одной из стен, ничем не отличающейся от прочих, – но стеклянные растения на ней расступились, открывая потайной чулан с полом, изрешеченным сотней мелких дыр. Света здесь почти не было, только белели в полумраке странные наросты, вроде набухших от влаги древесных грибов, да блестели бока серебряных труб и маленькие крючки, на которых, как хатаги на двери дзонга, были развешены отрезы плотного хлопка. Поддавшись любопытству, я потянул лапы к одному из наростов… Как вдруг тот поддался, сплющившись под пальцами, и сверху с ревом брызнула вода, окатив и меня, и Шаи!

– За что мне все это? – горько вздохнул тот, ударяя ладонью по коварному грибу; вода послушно остановилась. – За то, что не дал тебе мозги промыть, вот за что! Страдаю за свою же доброту…

Причитая так, лха надавил на другой полупрозрачный пузырь, прилепленный пониже, – и из того нехотя вытекла капля густой, едко пахнущей жижи. Размазав ее по кисточке из рыжей щетины, бог велел:

– Чисть зубы.

– Что? – не понял я. Вместо объяснений Шаи схватил меня за лапу и ткнул вонючей кисточкой в рот. Язык и небо обдало не то жаром, не то холодом; я как будто отхлебнул из кувшина гвоздичного масла и заел его пригоршней ледышек.

– Так, теперь надави сюда, – лха прижал мой палец к другому пузырю; из его металлического жала с журчанием потекла теплая вода. – Прополощи рот – и выплевывай! И делай так каждый день.

– Зачем? – с тоской вопросил я.

– Потому что боги так велят, – назидательно ответил сын лекаря и отер рукавом все еще стекавшую по лбу и подбородку влагу. – Правда, я думал, все будет гораздо хуже – а ты даже не испугался особо!

– Что я, дикий, что ли? У нас в Перстне тоже такие штуки есть: отомкнешь запор – вода течет, замкнешь – не течет.

– Да-а, точно, как я мог забыть! – Шаи так мерзко хмыкнул, что мне даже обидно стало за величественные чертоги шенпо. – Значит, с нужником сам разберешься, без моей помощи. Теперь пойдем.

Тут перед нами расступилась другая стена спальни, за которой оказался белый коридор – тот самый, по которому вчера меня вел небесный лекарь.

– Вот такого в Перстне точно нет! – я осторожно коснулся краев проема – гладких, красновато-прозрачных в глубину, как леденец из жженого сахара. Возможно, они и на вкус были такими же, – но, когда я уже собирался лизнуть таинственное вещество, чтобы проверить, Шаи сказал:

– Прежде, чем сделаешь что-нибудь глупое, лучше тебе знать, что эта месектет 64 64 Месектет (др.-егип.) – название ночной ладьи Ра, на которой он совершал свое путешествие по Дуат. … этот дворец живой. У него есть мясо, которое может расходиться и снова срастаться – его-то ты и собираешься сейчас обслюнявить; есть кости, – череп, хребет и множество ребер, – и даже кожа, прочнее черепашьего панциря, которая выдерживает любой жар и холод, удары камней и железа… и много чего еще. Но самое главное, у дворца есть ум и память; и такие выходки он тебе припомнит.

– Значит, мы сейчас внутри огромного демона?

– Вроде того.

Хоть я и ожидал от Когтя чего-то подобного, но все-таки поежился. Правда, кроме слов Шаи, была и еще одна причина, почему это место внушало невольный страх.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.