Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра

– Если вот это – «аз», значит, вот это – звук «а», – он перешел к тому, что написал Хронист. – Ага, это «э», «о», «и», «у», а это, стало быть, «ы». – Квоут кивнул сам себе и вернул перо Хронисту: – Согласные покажите, пожалуйста.

Хронист послушно принялся писать согласные, называя соответствующие звуки. Через некоторое время Квоут отобрал перо и закончил ряд сам, попросив ошарашенного Хрониста поправить его там, где он ошибется.

Хронист молча смотрел и слушал, пока Квоут дописывал ряд. От начала до конца весь процесс занял минут пятнадцать. Квоут нигде не ошибся.

– Великолепная система, чрезвычайно емкая! – одобрил Квоут. – Очень логичная. Сами придумали?

Хронист долго молчал, не отрывая глаз от рядов символов, написанных на лежащем перед Квоутом листе. Потом, наконец, спросил, как будто не слышал вопроса Квоута:

– Это правда, что вы выучили темью всего за день?

Квоут слегка улыбнулся и отвел глаза:

– О, это старая история, я ее почти и забыл! Вообще-то за полтора. Полтора дня, и бессонную ночь. А почему вы спрашиваете?

– Я про это слышал в университете. Не поверил, конечно… – Он посмотрел на страницу со своим шифром, записанным аккуратным почерком Квоута. – Всю?

Квоут, похоже, был озадачен.

– Что-что?

– Вы выучили весь язык целиком?

– Ой ну что вы! Нет, конечно, – с раздражением ответил Квоут. – Только часть. Значительную часть, это да, но все равно, как можно что-то выучить целиком, тем более язык? – Квоут потер руки. – Ну что, готовы?

Хронист потряс головой, словно приводя мысли в порядок, взял новый лист бумаги и кивнул.

Квоут поднял руку, давая Хронисту понять, что писать пока не надо, и сказал:

– Я эту историю никогда прежде не рассказывал и сомневаюсь, что когда-нибудь расскажу ее еще раз. – Квоут подался вперед. – Прежде чем мы начнем, хочу вам напомнить, что я – из эдема руэ. Мы рассказывали истории еще до сожжения Калуптены. Еще до того как появились книги, в которых истории стали записывать. Еще до того как появилась музыка, которую играют. Когда загорелся первый костер, мы, руэ, уже сидели там и плели рассказы в кругу его неровного света.

Квоут кивнул книжнику:

– Мне известна ваша репутация: вы мастер собирать истории и описывать события. – Взгляд Квоута сделался жестким, как кремень, и колючим, как битое стекло: – Так вот, несмотря на это – не вздумайте менять ни слова в моем рассказе! И если вдруг покажется, что я запутался или сбился, помните, что настоящие истории никогда не ходят самой короткой дорогой.

Хронист торжественно кивнул: он все пытался вообразить себе этот ум, который сумел разобраться в его шифре за долю часа. Ум, способный выучить новый язык за сутки.

Квоут мягко улыбнулся и обвел взглядом зал, как будто стараясь его запомнить. Хронист обмакнул перо в чернила, Квоут опустил взгляд на свои скрещенные руки и сидел молча столько времени, сколько требуется, чтобы сделать три глубоких вдоха.

А потом заговорил.

– Некоторым образом, все началось с того, как я услышал ее пение. Ее голос звенел, сплетаясь с моим собственным. Ее голос был словно портрет ее души: неукротимой, как пламя, колючей, как осколки стекла, сладкой и свежей, как клевер.

Квоут покачал головой:

– Хотя нет. Началось все в университете. Я пришел туда учиться магии, такой, о которой рассказывают в историях. Магии Таборлина Великого. Я хотел узнать имя ветра. Я хотел огонь и молнию. Я хотел получить ответы на десять тысяч вопросов и доступ в их архивы. Но я обнаружил, что университет имеет мало общего с историями, и был страшно разочарован.

Хотя, пожалуй, на самом деле все начинается с того, что привело меня в университет. Внезапные огни в сумерках. Человек с глазами как лед на дне колодца. Запах крови и паленого волоса. Чандрианы…

Он кивнул сам себе:

– Да-да. Полагаю, с этого все и началось. Во многом это история о чандрианах.

Квоут потряс головой, словно избавляясь от каких-то мрачных мыслей.

– Но, видимо, начать следует даже раньше. Если уж это должно быть нечто вроде книги моих деяний, торопиться мне некуда. Стоит потрудиться, чтобы меня запомнили не обязательно исключительно с хорошей стороны, но хотя бы более или менее точно.

Но что сказал бы мой отец, если бы услышал, как я рассказываю историю таким образом? «Начни с начала». Ну хорошо, уж рассказывать так рассказывать!

Квоут подался вперед:

– Насколько я знаю, в начале Алеф соткал мир из безымянной пустоты и дал имена всему сущему. Ну, или обрел имена, которыми все сущее обладало изначально, это зависит от версии истории.

Хронист позволил себе слегка усмехнуться, однако не поднял взгляд от страницы и не перестал писать.

Квоут и сам улыбнулся и продолжал:

– Я вижу, вы смеетесь. Ну хорошо, для простоты предположим, что аз есмь центр мироздания. Поэтому опустим кучу нудных лишних подробностей: эпосы о возникновении и падении империй, саги о подвигах, баллады о трагической любви. И сразу перейдем к единственной повести, которая действительно имеет значение.

Его улыбка стала шире.

– Моей!

Зовут меня Квоут. Имена – важная вещь, они многое говорят о человеке. Я же получил куда больше имен, чем кто-либо имеет право носить.

Адемы зовут меня «Маэдре». В зависимости от произношения, это может означать «пламя», «гром» или «сломанное дерево».

Ну, «пламя» – это понятно, достаточно на меня посмотреть. У меня рыжие, огненно-рыжие волосы. Родись я пару веков назад, меня бы, наверное, сожгли, как демона. Я стригусь коротко, но растут они вихрами. И, если дать им волю, они начинают торчать во все стороны, так что у меня и впрямь такой вид, как будто я охвачен пламенем.

«Гром» – это, пожалуй, из-за мощного баритона, в детстве меня много готовили к сцене.

«Сломанное дерево» никогда не казалось мне чем-то особенно важным. Однако, оглядываясь назад, я могу предположить, что это значение оказалось пророческим, хотя бы отчасти.

Мой первый наставник прозвал меня «Э-лир», потому что я был толковый и знал это. Моя первая настоящая любовница прозвала меня «Дулатор», потому что ей нравилось, как это звучит. Еще меня называли «Шадикар», «Легкая рука» и «Шестиструнный». Звали меня «Квоут Бескровный», «Квоут Мистический», «Квоут Убийца Короля». Все эти имена мною заслужены. Куплены и оплачены.

Но в детстве меня звали Квоутом. Отец однажды объяснил, что это имя означает «знающий».

Ну, конечно, меня еще по-всякому называли. В большинстве случаев – невпопад, хотя не сказать чтобы незаслуженно.

Мне доводилось воровать принцесс у королей, спящих в курганах. Я сжег городок Требон. Я провел ночь с Фелуриан и возвратился живым и в своем уме. Меня выгнали из университета в том возрасте, когда большинство людей только собираются туда поступать. Я бродил при луне дорогами, о которых другие страшатся говорить даже среди бела дня. Я беседовал с богами, любил женщин, писал песни, от которых менестрели плачут.