Роман Суржиков - Янмэйская охота. Том I

С каждым днем ей назначали все более легкие процедуры, чтобы поощрить настрой на исцеление. Перевалив за дюжину страниц, Дороти получила первую заметную награду: право работать в общем зале, рядом с другими переписчиками.

Не считая самой Дороти, их было десять. Если бы она не была младенчески бесхитростной, то поняла бы, сколь исключительное положение занимала эта десятка. Во-первых, писчий зал всегда хорошо освещался и отапливался. Во-вторых, каждому переписчику полагались: удобный стул, нарукавники, личное пресс-папье и набор для чистки перьев, подставка для книг с фиксатором страниц, тазик для мытья рук и чистое полотенце, даже кувшин с питьевой водой. В-третьих, пациенты обоих полов трудились в одном помещении, имея возможность перемолвиться друг с другом. Мастер Густав то работал на своем месте (врисовывал красные буквы в книги), то прохаживался между столами, заглядывая в страницы, – но, пока длился рабочий день, ни на кого не повышал голоса и никого не наказывал. Мудро и справедливо: резко одернешь переписчика – он сделает ошибку и должен будет переделать страницу, а лишняя трата бумаги и времени вредит всей дружной семье. Ради общего блага соблюдались и комфортные условия труда: ведь на двенадцатом часу работы переписчик должен все еще хранить ясность ума и твердость пальцев, чтобы приносить пользу обители любви и заботы. Впрочем, Дороти не понимала всех приятных особенностей здешней обстановки. Просто, сев за свой стол, она почувствовала: здесь хорошо, хочу остаться.

– Я осознаю свою хворь и иду путем исцеления. Я сегодняшняя стану лучше меня вчерашней, – на всякий случай сказала Дороти.

– Ага, – выронил Густав. – Начинай с восьмой главы.

Она заскрипела пером, от старательности прикусив кончик языка. Книга так удобно лежала на пюпитре, глаза так естественно упирались в подставленную взгляду страницу, рука так легко скользила по обитой войлоком столешнице, что почти не возникало соблазна отвлечься. Пару часов Дороти работала без передышки и лишь затем подняла голову оглядеть местную публику.

Переписчики сидели по одному за столом, а столы располагались в три ряда. Пятеро женщин, включая саму Дороти, скучились в левом ряду, шестеро мужчин свободно расположились в двух остальных. Одну из женщин Дороти знала: то была ее соседка по палате, леди Карен. Среди мужчин не знала никого. Конечно, встречала их за завтраком и ужином, но и только.

Просветы меж столами были невелики, так что можно было шепотом перемолвиться с соседом. Впрочем, мало кто отвлекался на болтовню – изредка обменивались парой фраз да иногда проговаривали вслух сложные словечки из книги. Нечастые эти обрывки речи почти не слышались сквозь густой шершавый скрип дюжины перьев. Дороти тоже не стала раскрывать рта. Раз все помалкивают – значит, так нужно для пути исцеления. Вот только мужчина через проход выделялся яркими рыжими усами. Дороти невольно задержала на нем взгляд и хотела заговорить, но он заметил ее внимание, напрягся и прошипел:

– Меня звать Лоренс, и хватит на этом, ладно?

Она отвернулась и подумала: зато напишу много – получу награду. Правда, Дороти не представляла толком, о какой награде мечтает – ведь слухи среди пациентов ярко освещали лишь всевозможные процедуры и почти не касались редких поощрений. Ну и неважно: любая награда – это хорошо! Она сосредоточилась на работе.

В обеденное время обнаружилась еще одна привилегия переписчиков: им дали перерыв на полчаса и – подумать! – принесли перекусить луковые лепешки и яйца. Дороти настолько отвыкла от еды среди дня, что не сразу и поняла, как поступить со снедью. Остальные, напротив, накинулись на кушанье – привыкли, значит, к роскоши. Одна лишь Карен осталась верна своей апатии: брезгливо отодвинула лепешку, срезала верхушку яйца и медленно выела середку. Вот и Дороти взялась за еду, как вдруг заметила на себе пристальный мужской взгляд.

– Как тебя зовут? – спросил миловидный паренек.

– А тебя?

– Меня – Нави, но это неважно, я-то на месте. Тебя зовут как?

– Дороти Слай.

– Дороти! – повторил парень. – Первая буква – четыре, последняя – двадцать семь. Два по пятнадцать, и восемнадцать, и двадцать, и восемь, полная сумма – сто семь, значит, восемь… Ты не там сидишь!

Она не поняла. Парень схватился с места и принялся шагами мерить комнату. Отшагал пять вдоль прохода и очутился у стола Дороти.

– Видишь – пять! А должно быть – восемь! Это по долготе, теперь берем широту.

Также размерив комнату шагами поперек и повторив для верности, он установил:

– По широте хорошо, сойдет. По долготе – нужен не этот стол, а тот, возле меня. Вставай, пересаживайся!

Дороти попросила оставить ее в покое, но парень не отцепился, а начал твердить, как заведенный:

– Ты не можешь тут сидеть! Числа говорят – твое место там, а не здесь. Не будет гармонии, пока не пересядешь!

Слово «гармония» встревожило Дороти, лишиться гармонии она боялась. В поисках поддержки оглядела остальных. И мастер, и пациенты наблюдали без малейшего желания вмешиваться; на нескольких лицах появились усмешки.

– Мастер Густав, – попросила Дороти, – скажите этому парню, чтобы он успокоился. Я не хочу пересаживаться!

– Ничем не могу помочь, – оскалился мастер. – Это Нави, он и мертвого достанет. Пока не сядешь, где он хочет, работы не будет.

Дороти осмотрела предложенный стол и нашла, что он ничем не хуже, даже вроде бы чище. Правда, она не хотела уступать безумцу – свихнутых здесь полно, не хватало еще под каждого подстраиваться. Придется тогда голодать, как Карен, махать руками, как тот мужик из трапезной, и пускать слюни под шарманку, как Пэмми. Но с другой стороны, «нет» – плохое слово, оно закрывает путь терапии, за «нет» могут дать процедуру…

– Ладно, так уж и быть.

Дороти пересела на новое место и оказалась по левую руку от Нави. Перерыв кончился, пациенты взялись за работу. Не прошло и полстраницы, как стало ясно, в чем подвох.

– Скажи число! – прошептал Нави, клонясь к Дороти.

Она не поняла.

– Ну ты же знаешь числа! Скажи мне. Хочу знать.

– Двадцать, – буркнула Дороти, чтобы он отвязался.

– Двадцать? – он будто не расслышал.

– Ну, двадцать.

– Нет, двадцать – неправильное число. Какое-то пустое. Дай мне другое.

– Отвяжись! Ты нарушаешь гармонию! Я не стану лучше себя вчерашней!

Дороти с надеждой глянула на мастера Густава. Тот, однако, был целиком поглощен своей работой.

– Скажи число и пиши дальше, – предложил Нави. – Пожалуйста!

Его юношеское личико было трогательно наивным. Будто он не понимал, как сильно мешает ей работать!

Тут Дороти заметила удивительную штуку: во время их диалога Нави продолжал писать. Он почти не смотрел ни в исходник, ни на перо, однако оно резво скользило по бумаге, в нужные моменты окунаясь в чернильницу. То есть, негодяй мешал Дороти выполнять ее норму – а сам не страдал!