Гарт Никс - Ангел-Маг

– Сомневаюсь. Он был немолод, она же прекрасна.

Лилиат повернулась к нему. Он поднял глаза и недолгое время прямо смотрел на нее, потом снова потупился, бормоча:

– Хотя не так хороша, как ты. Сходство, конечно, имеется – темные глаза и кожа, рост… правда, волосы не черные, а темно-каштановые…

– Ерунда, – отмахнулась Лилиат. – Вызову Фрудриэля либо Асараваэля… и все сойдется. Или просто смешаю ревень и хну…

– Этот вариант наилучший из всех, что мы подобрали на сегодняшний день. И не во внешности дело. Она состоятельна, отчуждена от семьи мужа, от альбийцев вообще, а в свете склонны верить, что она убийца. Политика!

– Как у нее с магией?

Бискарэй покачал головой:

– Либо отсутствует, либо весьма незначительная. Носит она один старенький образок, камею Фермизиэли… Так Эррил говорит, сам я ангела не признал.

– Эррил? Та горбунья, что с нами в храме была?

– Да. Она у нас самая ученая. Если бы не родилась отверженкой, великой магиней была бы!

– Да, припоминаю, – сказала Лилиат. – Фермизиэль – мелочь, ведает красками… только старое тряпье поновлять. А много ли у леди Дейемс домочадцев?

– Швейцар, три служанки, два конюха да повар.

– Она что, альбийского повара в Лютейс привезла?

Бискарэй передернул плечами. Альбийцы считались народом с изрядными странностями, а уж в том, что касалось еды, и вовсе непостижимым.

– Связи у нее какие-нибудь есть? Родня? Приятели?

– Пока не обнаружено. Она происходит из какого-то сельского захолустья на севере Альбы. Род вполне благородный, но захиревший. Если бы не красота, век бы ей того замужества не видать.

– Сам ты видел ее? Мы правда похожи?

– Волосы перекрасить – и никто не различит. К тому же она носу не кажет из своего нового дома, со времени приезда ее немногие видели. Говорят, разболелась, пока переправлялась через залив. Или вообразила, будто тяжко больна.

Лилиат ненадолго задумалась. Вот он, решающий момент. Ошибись – и последствия окажутся ужасны. А выбор сделать необходимо. Ей нужна новая личность, чтобы плести интриги и манипулировать… все ради достижения великой цели. Кроме того, Лилиат отнюдь не собиралась и дальше довольствоваться единственной комнатой в воровской «малине»… хотя бы и стояла в ней кровать королевы. В Истаре ее чертоги в собственном храме соперничали с монаршими покоями Каденца…

– Пожалуй, я продолжу в том же духе, – сказала она. – Отчего не сослаться на слабое здоровье, когда мне понадобится… Это может оказаться полезно. Но когда бедняжка поправится, ее ведь примут при дворе?

– Да, – ответствовал Бискарэй. – Как я уже говорил, она из благородного рода, даже не без королевских кровей. А тень подозрения насчет убийства, случившегося в Альбе, здесь ей даже поможет. Королева недовольна нынешней позицией Альбы, а еще ходят слухи, будто перебежчица Делайнс, ее прежняя любовница, продала Этелингу письма королевы. В общем… всякий, кто враг Этелингу, вроде как друг королевы, верно?

– Она интересует кардинала? Люди ее преосвященства посещали леди Дейемс?

Лилиат не стала спрашивать о короле. Никого особо не интересовал король Фердинанд. Саранс номинально возглавляла королева София Тринадцатая, но делами страны большей частью заправляла кардинал Дюплесси, она же главный министр. Королева редко перечила советам и указаниям кардинала. Король, как умел, интриговал против обеих. Это успело стать традицией, реально же на положение дел не влияло.

– По-моему, нет, – сказал Бискарэй. Уверенности против прежнего у него поубавилось. – Мы ни разу не видели ни поборников кардинала, ни мушкетеров королевы… ни других агентов, которых знаем в лицо. Эх… вот еще кардиналу бы проницательности поубавить…

– Она ни о чем не должна проведать! – отрезала Лилиат. – Она не должна узнать обо мне!

– Ни в коем случае, – согласился Бискарэй. Подойдя, он опустился перед Лилиат на колени, сложив руки, словно в молитве Архангелу. – Она не узнает. И вообще ни одна живая душа… Я позабочусь об этом!

– Я верю тебе, мой Бискарэй, – промолвила Лилиат.

Опустив одну руку, она позволила Ночному Королю поцеловать ее, прежде чем вернулась к окну.

– Что ж, хорошо, – продолжала она. – Значит, сегодня вечером.

– Сегодня вечером? – переспросил Бискарэй.

– Твои люди готовы?

Ночной Король кивнул головой.

– Приходи, когда сделаешь дело, – сказала Лилиат. – Захвати какую-нибудь ее одежду и украшения.

– Час будет поздний… то есть скорее ранний. Думаю, мы управимся как раз перед рассветом.

– Я буду здесь, – сказала Лилиат. Бросила взгляд на кровать, снова посмотрела на Бискарэя… улыбнулась. – Ты хорошо потрудился, Бискарэй.

– Спасибо, миледи.

– Еще кое-что, – сказала Лилиат, передавая ему листок с четырьмя выжженными именами. Черные буквы резко выделялись на белой бумаге. – Вот эти четверо… Я должна знать о них все. Все, что можно выведать. Семьи, происхождение, родные края… За этими людьми нужно присматривать и защищать их. Только аккуратно – они ни о чем не должны догадываться. Главное, ни волоска с их голов упасть не должно!

Изучив листок, Бискарэй озадаченно нахмурился.

– Эти люди, – проговорил он, – выглядят малозначительными. На что они?

– Узнаешь, когда придет время, – ответила Лилиат. – Помни только, что наблюдение и охрана этих людей – дело первостепенное.

– Распоряжусь немедля, – пообещал Бискарэй. – Приставлю соглядатаев и стражей.

Лилиат жестом велела ему подняться с колен и вновь подала руку для поцелуя. Она не отстранилась, когда он перевернул ее кисть, целуя внутреннюю сторону запястья. Более того, ласково потрепала его по голове над ухом.

– Почему бы тебе не поделиться планами со мной? – спросил Бискарэй. – А то я в толк не возьму, на что тебе становиться знатной альбийкой. И те четверо… каким образом они помогут нам вернуться в Истару?

И он собрался было притянуть ее поближе, но Лилиат отодвинулась.

– Я обязательно тебе расскажу, – тихим голосом, полным обещания, проговорила она. – Не все сразу, конечно. Когда время придет…

Симеон МакНил размышлял о взаимном расположении костей большого пальца и пясти, увлеченно препарируя кисть руки. Поэтому с первого раза не услышал пажа, пришедшего с вестью: его вызывал магистр Делазан.

Симеон был всего лишь первокурсником, но за вскрытием наблюдало несколько других докторов-неофитов. Симеон знал: это вовсе не ради его весьма искусной и быстрой работы (хотя сказанное выше являлось истиной). Дело в том, что наружность юноши мало соответствовала его блистательным навыкам. Симеон был весьма крупным молодым человеком, чьи черные пальцы больше напоминали кровяные колбаски. Когда он только появился в больнице, его называли то Быком, то вовсе Мамонтом, но ироничные клички скоро вышли из употребления, потому что он раз за разом спокойно подтверждал свое мастерство. Его родители были известными врачами в родном городе Симеона, Лутейне, что в провинции Басконь. Они рано обратили внимание на изумительную сообразительность сына, его бездонную память и невозмутимый характер – и с малолетства принялись его обучать. С тех пор Симеон успел поучаствовать, кажется, во всех видах медицинских операций и процедур. Так что образование, предлагаемое госпиталем Святого Йерахибима Безмятежного, для него обернулось не тяжким путем познания, а скорее формальностью.