Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева

Эда сглотнула ком в горле. Комб не просто услал Лота от двора, но и загнал его туда, где влияние Сабран ничтожно. Она ничего не сможет исправить. Только не теперь, когда Искалин стал непредсказуемым врагом, способным в любой миг разорвать хрупкий мир.

– Ваше величество, – вмешалась Штиль, – я понимаю, что это известие причиняет вам боль, однако мы должны принять окончательное решение относительно предложения Ментендона.

– Ее величество уже решила против Льевелина, – вставила Венц. – Аскрдал – единственный…

– Я вынуждена настоять на продолжении обсуждения, Игрейн. За Льевелином есть множество преимуществ, и я не позволю так отмахнуться от его кандидатуры, – резко возразила Штиль. – Это тонкий вопрос, королева. Простите меня, но вы должны обзавестись преемницей, и поскорее, дабы успокоить свой народ и укрепить трон для следующего поколения. Нужда в этом была бы не столь насущной, если бы не эти покушения на вашу жизнь. Если бы у вас была дочь…

– Благодарю за заботу, ваша милость, – бросила Сабран, – но я, еще не забыв зрелище трупа у моего ложа, не готова обсуждать зачатие на нем дочери. – Ножки кресла проскребли по полу, следом задвигались и четыре другие. – Даму Линору можете опросить без меня.

– Королева… – начал Комб.

– Я собираюсь к завтраку. Доброго утра.

Эда вернулась на лестницу и уже спускалась по ней к тому времени, как открылась дверь палаты Совета. На дорожку от башни она ступила с жестоко бьющимся сердцем.

Маргрет придет в отчаяние, когда узнает. Ее брат слишком простодушен и мягок, чтобы служить соглядатаем при дворе Веталда.

Он в этом мире долго не протянет.

В Королевской башне вели утренний танец домочадцы королевы. Грумы и служанки мелькали из комнаты в комнату. Из личной кухни тянуло поднимающимся хлебом. Постаравшись проглотить горечь, Эда протолкалась мимо палаты приемов, где, как всегда, теснились ожидавшие королеву просители.

Приблизившись к опочивальне, Эда ощутила свои сторожки. Они были разбросаны по всему дворцу, как капканы. В первый свой год при дворе Эда была вся одним больным нервом, не спала ночами от их звона при каждом движении, но мало-помалу научилась различать искры, которые они посылали в нее, и раскладывать их, как костяшки на счетах. Приучила себя отмечать только тех, кто оказывался не на своем месте. Или появившихся при дворе незнакомцев.

В опочивальне Маргрет снимала постель, а Розлайн Венц вытряхивала холстины. У Сабран подходило время кровотечения – ежемесячное напоминание, что в лоне еще не растет наследница.

Эда взялась помогать Маргрет. Ей надо было рассказать той про Лота, но с этим приходилось ждать, пока они останутся наедине.

– Госпожа Дариан, – нарушила молчание Розлайн.

Эда выпрямилась:

– Сударыня?

– Дама Катриен с утра больна. – Теперь первая дама ловко нацепляла полотно на шелковый поясок. – Ты вместо нее отведаешь завтрак ее величества.

Маргрет нахмурилась.

– Конечно, – хладнокровно согласилась Эда.

Это было наказание за вчерашнее отступление в легенде. Дамы опочивальни, отведывая пищу королевы, получали вознаграждение за риск, но камеристке доставалась лишь опасность и никакой благодарности.

Однако Эда увидела в этом свой шанс.

На пути к королевскому солярию ей представилась еще одна возможность. Трюд утт Зидюр шла следом за двумя другими фрейлинами. Обгоняя девушку, Эда поймала ее за плечо и, оттянув в сторону, выдохнула в ухо:

– Найди меня завтра после молений, не то я позабочусь, чтобы твои письма попали к ее величеству.

Другие фрейлины обернулись, и Трюд заулыбалась, словно услышала от Эды какую-то шутку. Хитрая лисичка!

– Где? – спросила она, не переставая улыбаться.

– На тайной лестнице.

Они разошлись.

Королевский солярий был тихой гаванью. Он тремя сторонами выдавался над стенами Королевской башни, открывая несравненный вид на столичный Аскалон и вьющуюся по городу реку. Над городскими улицами поднимались каменные колонны и столбы дыма из труб. Около двухсот тысяч душ звали столицу своим домом.

Эда редко выходила в город. Приближенным королевы не к лицу торговаться на рынках и на цыпочках перебираться через сточные канавы.

На залитом солнцем полу играли тени. Сидящая за столом королева виделась одиноким силуэтом, ее рыцари-телохранители стояли у дверей. Их протазаны скрестились перед Эдой.

– Госпожа, – обратился к ней один, – сегодня не ты прислуживаешь за трапезой ее величества.

Она не успела ничего объяснить, потому что Сабран окликнула:

– Кто там?

– Госпожа Эда Дариан, ваше величество. Ваша камеристка.

После короткого молчания проследовало:

– Впустите.

Рыцари немедленно расступились. Эда, не стуча каблучками, приблизилась к королеве, сделала реверанс:

– Доброе утро, ваше величество.

Сабран уже снова смотрела в молитвенник в финифтяном переплете.

– Я ждала Катри.

– Дама Катриен нездорова.

– Она провела ночь со мной. Я знала бы, если бы она заболела.

– Так сказала дама Розлайн, – ответила Эда. – Если позволите, сегодня я отведаю вашу трапезу.

Не дождавшись ответа, Эда села. Так близко к Сабран, что уловила запах ее саше с корнем ириса и гвоздикой. Инисцы верили, что эти ароматы предохраняют от болезни.

Некоторое время они молчали. Грудь Сабран поднималась и опускалась ровно, но складка рта выдавала гнев.

– Королева, – заговорила Эда, – я, может быть, слишком смела, но, как мне кажется, вы сегодня не в духе.

– Действительно слишком смела. Твое дело – проверять, нет ли яда в моей пище, а не обсуждать мое настроение.

– Простите меня.

– Я слишком много прощаю. – Сабран захлопнула книгу. – Ты, видно, не уделяешь внимания даме-воительнице – рыцарю Вежливости, госпожа Дариан. Может быть, твое обращение не истинно? Может быть, ты оставляешь моему предку пустые церемонии, а втайне держишься своей ложной веры?

Эда не пробыла с ней и минуты, а уже ступила на зыбкую почву.

– Ваше величество, – осторожно сказала она, – королева Клеолинда, ваша праматерь, была наследной принцессой Лазии.

– Об этом мне нет нужды напоминать. Ты считаешь меня полоумной?

– Я не думала вас оскорблять, ваше величество, – сказала Эда. Сабран отодвинула молитвенник в сторону. – Клеолинда была благородна и добра душой. Не ее вина, что она с рождения ничего не ведала о Шести Добродетелях. Быть может, я наивна, но, чем наказывать, нам следовало бы жалеть невежественных и вести их к свету.

– В самом деле, – сухо бросила Сабран. – К свету костра.

– Если вы, моя госпожа, пожелаете отправить меня на костер, я должна принести извинения, – отозвалась Эда. – Говорят, что из эрсирцев выходит плохая растопка. Мы, как наши пески, слишком прокалились на солнце, чтобы гореть.