Гидеон Эйлат - Бич Нергала

— Встретимся у сожженного моста.

Он плашмя ударил коня окровавленным мечом и умчался вдоль опушки леса.

Дыхание пленника прерывалось глухими стонами. На белом полотняном мешке с прорезью для рта проступили алые пятна. В скоротечном бою с тысячей Тарка, застигнутой врасплох яростной ночной атакой, Лун не успел надеть прочнейшие агадейские доспехи. Он получил колотую рану в бедро, был отброшен когирским конем прямо на горящий шатер, а затем ему, уже потерявшему сознание, ненароком сломали левую руку и несколько ребер.

Он лежал в сумрачной прохладной камере подземной тюрьмы, в неглубоком алькове, а подле его ложа стояли Конан, Зивилла, Сонго, граф Парро и его внучатый племянник, невысокий меланхоличный юноша с бесцветными глазами навыкате, редкими светлыми волосами и тонкими усиками.

— Чудом остался жив, — заметил Сонго, с любопытством рассматривая раненого агадейца.

— Лун, ты можешь говорить? — спросил Конан.

Сквозь кровавое полотно просочился еле слышный ответ:

— Да-а…

— Ты в плену, — сообщил Конан. — Тебе здорово досталось.

— Это… — не выговорил — простонал Лун, — я уже… понял. Ты… кто?

— Конан, — хмуро ответил киммериец.

— Конан… — Лун помолчал несколько мгновений, переводя дух. — Мы с Бен-Саифом тебя искали. Зря ты… нас не послушался.

— Почему?

Ткань слегка приглушила жутковатый, неестественный смех.

— Да полно тебе… Сам отлично знаешь… почему. Думаешь, наш повелитель… шутки шутит? Нет, брат. Мы с Бен-Саифом… только первые ласточки. Скоро сюда придут наши. Обязательно придут. Догадываешься… что они с вами сделают? Эх, вы, дети малые, неразумные. Вам же добра желают… И не вам одним. По всему белу свету — мир и покой… представляешь? Ни войн, ни поборов, ни рабства. Ну, скажи, разве не об этом мечтают… все порядочные люди? И мы подарим им мир и покой, Конан. Вот увидишь. У нас… все для этого имеется.

Конан недобро усмехнулся и пообещал:

— Но тебе не дожить до этого счастливого дня.

И снова он услышал жутковатый полусмех-полукашель.

— Только если сам захочу умереть… киммериец. У меня есть выбор. Да, есть, не спорь! Думаешь… я не догадываюсь, почему меня еще не вздернули, как Флада… Кровостока? Ты хочешь, чтобы я вернул Зивилле разум. Ты… разгромил Тарка, и теперь мятежные дворяне верят в свои силы… и готовы штурмовать Даис. И спасенная королева Когира… в знак благодарности разделит с тобою не только ложе… но и власть.

— Заблуждаешься, колдун. — Конан не узнал собственный голос — в нем клокотал гнев. — Спасенная дама Когира присягнет законному монарху, и только при таком исходе уцелеет твоя поганая шкура. Но до этого мы проедем по всем замкам, где ты побывал, и ты вернешь рассудок всем заколдованным дворянам и простолюдинам. А начнешь прямо сейчас — с графа Парро.

Старик с широкой черной лентой на глазах и связанными за спиной руками повернулся к Конану и захохотал.

— Избавитель ты мой! А ты уверен, что Лун, мням, тебя не обманет? А вдруг я, мням, только прикинусь, будто я в своем уме, а потом возьму да всажу тебе, мням, нож под лопатку? Не слишком ли ты доверчив, киммериец? В последний раз, мням, советую, Конан: хватит валять дурака! То, чем вы тут занимаетесь, мням, — детские шалости! Тебе и во сне не приснится силища, которой ты, мням, по наивности осмелился бросить вызов. Это же лавина! Камнепад! Сметет, мням, — не заметит!

— Пока замечала, — надменно возразил Конан.

Граф Парро потупился. Помолчав немного, хмуро произнес:

— Лун даже под пытками не сделает того, мням, о чем ты просишь. Для него это равносильно измене, а горная, мням, гвардия Агадеи не способна, мням, на предательство. Что случилось, то случилось. Смирись, Конан. Мням. Так будет лучше для всех нас.

— Ты слышал, варвар? — услышал киммериец приглушенный голос, в котором надменности было не меньше, чем в его собственном. — Какие еще будут… условия?

— Через неделю, ваше величество, — сказал дородный жрец в зеленой рясе, — Нехрем обретет долгожданную свободу. А еще через несколько дней Сеул Выжига уступит престол нашему человеку.

Король не смотрел на ануннака. Взгляд Абакомо блуждал среди деревьев и травы, изредка замирал на особенно живописном цветке или птице. Парк вокруг летнего дворца по своему обыкновению дышал покоем, за это и любил его молодой монарх, чьей душе в последние дни недоставало уюта.

— Скажи-ка, наставник, — произнес Абакомо, печально вздохнув, — в чем мы с тобой ошиблись? И что утаил от меня отец?

Ибн-Мухур остановился и недоуменно посмотрел королю в лицо. Печаль не напускная, в этом он убедился тотчас. Он всегда превосходно улавливал настроение властелина.

— Разве мы заблуждаемся, ваше величество? По-моему, все складывается идеально.

— Идеально? Гм. — Абакомо поджал губы и двинулся дальше. — Может быть, все-таки следовало начать с Апа?

— Так ведь мы, — растерянно проговорил Ибн-Мухур, — с него и начали, ваше величество.

— Разве? — Король криво улыбнулся. — Ах, ты в этом смысле. Нет, я имею в виду, что в первую очередь надо было усмирить Ап. Свергнуть этих мерзавцев, Каи и Авала. Тогда бы не случилось резни в Бусаре. Или я не прав? — Он испытующе посмотрел на человека в зеленой рясе.

— Осмелюсь напомнить, ваше величество, — почтительно произнес ануннак, — что дни апийских разбойников тоже сочтены.

Абакомо кивнул. В недрах его существа бродили сомнения, тонкая, но клейкая паутина тоски обвивала душу.

— «Иные копят злато, я коплю друзей», — сказал он уныло. — Наш старинный девиз. Ибн-Мухур, тебе не кажется странным, что мы так и не обзавелись друзьями? Зато злата у нас хоть отбавляй.

— Ну что вы, государь, у нас полным-полно друзей, — пылко возразил ануннак. — По всему свету, а особенно в ближних странах. Но и врагов хватает, тут вы, безусловно, правы. Однако все переменится, как только…

— Как только мы им поднесем во-от такое счастье на блюде, — с усмешкой подхватил Абакомо, разведя руками. — Помнишь Ну-Ги? — Король снова помрачнел. — Он так и не дождался людской благодарности.

Ибн-Мухур кивнул. Он понял, что за думы гложут любимого повелителя.

— Стоит ли горевать, ваше величество? Дети вырастут мудрее отцов, они-то и скажут нам спасибо. Непременно скажут.

— Да уж. — Король вновь невесело улыбнулся. — Непременно скажут. Мы об этом позаботимся.

— Человечество всегда мечтало об истинном пути, государь, — тихо сказал ануннак, — и при этом всегда боялось на него ступить. Народы ждут полубога, существо с неисчерпаемой решимостью, которое проведет их через все тернии к счастью. С благословения Нергала стихии наделили вас почти божественным могуществом, ваше величество. Ручаюсь, все народы пойдут за вами хоть на край света и горы свернут, если будет на то ваша воля. Но колебаться вы не вправе. Стоит вождю усомниться в себе, и он погиб. Ибо человечество — это, по сути, громадное стадо. Точнее, стая хищных полуразумных зверей, живущая по звериным законам. Им еще века и века продираться к истинной человеческой морали, к истинной человеческой духовности. И только вы, ваше величество, способны сократить этот срок.