Гидеон Эйлат - Бич Нергала

— Угу, — буркнул вендиец. — И все-таки он меня прикончил. — Раджай тяжело вздохнул и спросил зачем-то: — Он бог или демон?

Вопрос поверг Инанну в замешательство.

— Ну, не знаю… Мы с сестрой как-то не думали… Что тебе ответить? Анунна — верховный судья, старый друг нашей семьи. У брата были на него виды, но брат спит… Скоро Анунна вернется, может, ты лучше у него спросишь, кем он себя считает?

— Я хочу к своим, — капризно заявил Раджай.

— На землю? — Инанна сокрушенно покачала головой. — Да что ты, Раджай! Что там хорошего, в мире живых? Жестокость, подлость, лицемерие. Сильный обижает слабого, слабый норовит вонзить сильному нож в спину. Все без исключения грязны и порочны. А здесь — покой. Одиночество. Бездна времени, чтобы обдумать все свои поступки. Чтобы покаяться в грехах и заслужить лучшее перерождение.

Раджай потряс изуродованной головой, брызгая кровью на серебряную траву.

— Я не хочу на землю. Я хочу к своим богам.

С лица Инанны исчезла улыбка. Раджаю показалось, что богиня обиделась.

— Ах, ну, конечно. Опять предрассудки смертных. А ты уверен, что боги Вендии примут тебя лучше, чем мы? Мой тебе совет, Раджай: подумай хорошенько. Не многовато ли грехов ты совершил при жизни? Почитал ли богов, к которым теперь просишься? Часто ли молился? Не скупился ли на пожертвования церкви? Учти, божества твоего народа не столь снисходительны к грешникам, как мы с сестрой. За тебя хлопотал сам Анунна, а его просьба кое-что значит. Но только здесь. Там, — показала она на унылый серый горизонт, — спрос с тебя будет совсем другой.

— Я готов ответить за все, — упрямился покойник. — Отпусти меня, пожалуйста.

Инанна опять тяжко вздохнула и, окинув Раджая сочувственным взглядом, произнесла:

— Ну, как знаешь. — И добавила с грустной улыбкой: — Бедный Анунна. Не везет ему с искуплением.

Багровый туман затянул серебристую равнину, а когда он рассеялся, Раджай оказался на поле битвы. Горячий ветер уносил пыль за холмы. В полуденной жаре глохли стоны умирающих. Раджай обессилено опустился на землю.

Ординарец вел к командиру его коня. У кшатрия грудная клетка была разворочена ударом меча, а у коня отрубленная голова висела на полоске кожи и шейных сухожилиях. Моргая большими печальными глазами, животное сообщило хозяину:

— Эти когирцы — сущие демоны.

— Призраки во плоти, — поправил Раджай, вспомнив слова Анунны. И заметил сочувственно: — Вижу, вам тоже досталось.

— Полный разгром, ваша доблесть. Когда вы упали с коня, старик закричал своим воинам: «Пора, богатыри! Проснитесь и сражайтесь, иначе проснется Нергал!». Они схватились за мечи и уложили не меньше двухсот наших и тогда кшатрии, видя, что призраков не берет ни стрела, ни копье, ни сабля, разбежались кто куда. Я хотел добраться до старика, но, увы. — Он со вздохом прижал ладони к разрубленной груди и воскликнул удивленно: — О! Смотрите, ваша доблесть — заживает! И у вас.

Раджай поднял руку и нащупал края страшной раны на голове. И верно, заживает! Уже не шире кулака. Чудеса, да и только. «Не зря я просился к своим богам», — с ухмылкой подумал он.

— Не радуйся, хозяин, — уныло изрек конь, с которым не происходило никаких видимых метаморфоз. — На этом свете исцеление ран — дурной признак. Очень дурной.

— Почему? — хором спросили Раджай и ординарец.

— А как ты думаешь, — вымолвила полуотрубленная конская голова, — кому после смерти дается здоровое тело?

— Кому? — Раджай в тревоге и нетерпении смотрел на коня. — Ну, говори, не томи!

— Грешнику, вот кому. Дабы выстрадать искупление. Душевные муки, бесспорно, ужасны, но если их усугубляют телесные… Признаться, хозяин, я всегда мечтал поменяться с тобой местами, однако сейчас… Слава богам, что создали меня безропотной подневольной скотиной, — задумчиво добавил скакун. — За короткий лошадиный век и захочешь, не нагрешишь.

Из двенадцати воинов, которых Ну-Ги водил в бой, в деревню вернулся только один. Он едва сидел на коне, упираясь израненными руками в переднюю луку, но лицо его сияло торжеством. Рядом просыпались в седлах его невредимые товарищи, ошеломленно вертели головами, испуганно перекликались. Старец в лохмотьях сидел на травянистой обочине дороги и баюкал на коленях бронзовую цепь, забрызганную кровью и мозгом.

Сонная одурь спала и с Конана. Пока за холмами, обступавшими деревню, кипела схватка, он неподвижно сидел на коне с полуприкрытыми глазами; сознание было ясным, но тело ему не подчинялось. Кругом стоял богатырский храп, и Конан по мере своих способностей (о которых он доселе не подозревал) участвовал в этом диковинном хоре. С детским прискуливаньем храпел израненный Сонго, не отставала от него и нежная Юйсары. Только Тахем, некогда постигший азы волшебства и поднакопивший к старости кое-какую магическую силу, с огромным трудом перебарывал наваждение, но и он время от времени начинал дышать медленно и с присвистом.

Конан хлестнул коня плетью и выехал по дороге на деревенскую околицу. Окинул взглядом поле боя. Хмуро покачал головой и вернулся к своим людям.

— Колдун, — грозно обратился он к тощему старцу, — я не знаю, как с тобой быть. Благодарить или снести башку с плеч. Я тебя не просил о помощи. Что тебе надо от меня, зачем лезешь в мои дела?

— Благодарить? — Старик взглянул на него с притворным изумлением. — Кхи-кхи-хи… Неужели ты на это способен, киммериец?

«Безумец, — снова подумал Конан, рассматривая чудовищное существо, — Дряхлая полоумная мумия с того света. Видно, и впрямь близится закат хайборийской эры, если демоны загробного мира так нагло вмешиваются в людские судьбы». — Из-за тебя я потерял одиннадцать человек…

— Двенадцать, — поправил истекающий кровью воин. — По меньшей мере, четыре из моих ран смертельны, и сейчас я уйду… Но не расстраивайся, командир. Дело того стоило. — Со счастливой улыбкой он закрыл глаза и начал клониться вбок, друзья успели подхватить его и осторожно опустили на землю. Один из них поднял голову и растерянно сообщил:

— Он мертв.

— Зато спасен отряд, кхи-кхи-хи! И ты, Конан, остался жив, и теперь за тобой должок.

— Должок? — Киммериец зло сверкнул глазами. — О чем ты говоришь, демон? Из-за тебя я нажил опаснейших врагов! Теперь на меня будет охотиться вся вендийская армия.

— Пустяки. — Старец махнул сухонькой дланью, звякнула цепь. — Кшатрии еще не скоро очухаются, а когда к ним на подмогу придут войска губернатора, ты уже будешь на перевале. Там тебя стерегут афгулы, но с этими суеверными дикарями мы уж как-нибудь справимся. — Он зазвенел цепью и жутко завыл, крутя головой, а потом ощерил в омерзительной ухмылке черные пеньки зубов.

— С чего ты взял, — спросил Конан, у которого мурашки побежали по плечам и спине, — что я поверну назад?