Катэр Вэй - Ган

– Иди уже. Слышу я, – ответила та, махнув в его сторону рукой.

Пато показалось, что весь этот незатейливый разговор наводит его на какую-то очень важную мысль. Но она ускользает от него, не дается в руки. Он лихорадочно вернулся к самому началу разговора с отцом и раз за разом проговаривал его про себя.

«Так чему же я научился?» – в который раз спрашивал самого себя Пато. И все так же не находил внятного ответа. Что ответить на это? Можно, конечно, сказать, что бегать, как волк, по лесу – это тоже наука, и он ее освоил. Можно еще добавить, что так чистить чистые котлы, как он, никто не сможет. Можно добить вопрошающих секретным оружием. Заявить, что в схватке на деревяшках он способен выстоять против Тао Гана двенадцать ударов сердца. Смешно.

– Вот тебе и знай свое место, – встряхнув головой, прошептал Пато. – А где оно, мое место? – спросил он самого себя и чуть не упал на пол, ухватив вдруг ответ на мучающий его вопрос.

Через минуту он уже вышагивал по улице в сторону дома Тао Гана. Шел с полной уверенностью в том, что знает ответ на вопрос, который ему задавал мастер все эти два года.

До вечернего избавления от зноя оставалось еще несколько часов. Уже совсем было, собравшись идти к учителю, Пато вспомнил, что тот прямо сказал – до вечера, после того, как отец образумит тебя. Сбавив ход, он свернул к реке. Если выдалась такая возможность, то почему бы и не искупаться? Не забудет же он (в самом деле) то, до чего додумался и что осознал. Дорога вильнула рассерженной гадюкой и выплюнула Пато прямо к обрыву. Под ногами его шумела река, неторопливо неся свои воды мимо их поселка в сторону величавых гор. Глаза лгали и вопили, что до гор рукой подать, а на деле, решись кто двинуться к их подножью, ожидал того неприятный сюрприз в виде трехдневного перехода. То ли воздух тут был такой удивительно прозрачный, и они казались такими близкими и доступными, то ли сами горы были так велики, что расстояние терялось на их фоне.

Место это, куда пришел Пато, у них звалось не иначе как Патман-кас, что в переводе на житейский язык означало «взросление» или «последний шаг». Перевод с языка древних, на основании которого давались все названия и имена в их народе, имел удивительную особенность: в зависимости от жизненной ситуации каждое слово могло переводиться в нескольких вариантах.

Пато уселся на круче, скрестив под собой ноги, и поднял с земли плоский камешек. Повертев его в ладони, размахнулся и зашвырнул подальше в воду. Раздался тихий всплеск, и от места, куда упал камень, разошлись круги, неся перед собой маленькую волну каждый.

– Как в жизни, – вздохнув, прошептал Пато.

Его всегда завораживали подобные вещи. Круги на воде… Если допустить, что река – это твоя жизнь, а камень, брошенный в ее воды – это некое событие, то чем являются эти круги? Последствием? На первый взгляд да, но… Этих «но» можно придумать столько же, сколько звезд на небе. Чем глубже чья-то жизнь, тем больше этих «но». Кто-то обратит внимание только на круги, а кто-то задумается о камне, который навсегда останется под водой, навеки изменяя реку. И пусть его не видно под толщей воды, но он там есть и будет. В отличие от исчезнувших кругов.

Пато за те проведенные с Ганом дни, лишенный привычного до тех пор общения, научился замечать необычные вещи. Вернее, замечал он их, как человек любознательный, всегда, а вот так смотреть на них, как смотрит сейчас, научился только пожив плечом к плечу с мастером Тао.

Тао Ган. Человек, имя которого отождествляет его внутренний мир так, что понятнее и не скажешь. Первый охотник – вот что оно означает. А в данном случае первый – это ничто иное как лучший. И если все прочие «охотники на зверя» получали почетную приставку ган к своему имени, то для мастера Тао она была естественным окончанием, дарованным правом рождения. Когда Пато того заслужит и, став мужчиной, унаследует от отца полное имя, то звучать оно станет так – Пато Кас. Кас переводится как утверждение взросления и превратит его имя из детского «последыш» в благозвучное «последний». Благозвучное для имени, но не для того звания, к коему он стремится. Пато Кас-ган. Последний охотник, как-то не очень звучит. Что значит – последний? Худший, тот, кто стоит позади всех? А может, он станет ганом только тогда, когда все остальные вдруг, как по волшебству, исчезнут? Запредельная небылица.

Засмеявшись в голос, Пато вскочил и, скинув с себя рубашку, ласточкой сиганул в прохладную воду. Проплыв некоторое расстояние под водой, рассматривая, как прыснули от такого нахала в разные стороны речные обитатели, он вынырнул и крикнул во весь голос:

– Хорошо!

Отмеряя своими сильными руками сажени, он поплыл по кругу, отгоняя от себя неуместные мысли о будущем. Жить надо сейчас. Знать, кто ты и где твое место под этим небом.

Пато знал.

Небо окрасилось в приятный цвет спелой рябины, когда Пато, наконец, решился на визит к мастеру Тао и его семье. Путь от берега реки до дома, где они жили, был не так и долог, и можно не торопясь пройтись по пыльным улочкам поселка, кивая в ответ на приветствия знакомых и не очень знакомых людей. В отличие от соседних поселений, их численность переваливала за десять сотен, и знать всех жителей по имени не представлялось возможным, хотя почти все лица и были знакомы. С тех пор как Пато стал учеником самого Тао Гана, его статус заметно возрос, и из человека из хорошей семьи он превратился в завидного жениха и друга. Каждый парень стремился стать его товарищем, и очень многие девушки иначе стали смотреть на Пато. Каждый раз его бросало в пот от подобных взглядов, брошенных из-под пушистых ресниц местных красавиц.

Так, не заметно для самого себя, он приблизился к дому Тао. Оставалось только пересечь спорную черту, и он будет на месте.

Спорная черта представляла собой ни что иное как полоску обычной дороги, но тщательно взрыхленной и присыпанной очень мелким песком, до того легким и воздушным, что он мог спокойно сойти и за пыль. Являлась она обычным для этих мест развлечением детворы. Они неустанно приходили к этому месту по несколько раз за день и по следам, оставленным на мягкой почве, угадывали, кто прошел здесь и, что немаловажно, куда. Обнаружив свежий отпечаток, детишки опускались на корточки вокруг него и спорили, иногда до хрипоты, кем, когда и при каких обстоятельствах этот след был оставлен. Как бы странно это ни выглядело, но почти всегда они эту головоломку разгадывали и, разгадав, тщательно разравнивали спорную черту припрятанными неподалеку в канаве вениками-гольцами. Бывали и особо сложные случаи, и тогда уж на помощь детям приходили не очень занятые на тот момент взрослые. Долго изучали следы, рассматривая их под разными углами, предлагали версии и для их проверки отсылали самых «ответственных», а на деле просто самых скорых на ногу мальчуганов. Те, в свою очередь, вернувшись с «задания» по сверке обуви «обвиняемого» на предмет нарушения черты, с важным видом объявляли о причастности последнего либо о его невиновности.