Александр Скуридин - «Баргузин» уходит от погони

Пора собрать воедино тех людей, которые искренне озабочены положением дел в несчастной стране, настоящих государственников. Кое-какое движение в этом отношении уже началось, появились надёжные, здравомыслящие соратники. Предварительные разговоры уже шли без обиняков, без всяких кружных путей.

Собрать воедино…

«Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…»

К вечеру позвонил давний друг, полковник ФСБ Алексей Омельченко. После нескольких дежурных фраз и расспросов о здоровье жены и внучки Алексей Михайлович предложил встретиться сегодня и «кое-что обсудить».

– Где? Когда? И во сколько? – спросил Ларин, втайне радуясь: на ловца и зверь бежит.

– Кафе «Уют» на Кутузовском проспекте. В двадцать ноль-ноль. Надеюсь, к тому времени ты, Серёжа, уже освободишься.

– Я тоже на это надеюсь, – откликнулся Сергей Петрович. – Хотя у нас случаются и запарки. Впрочем, как и у вас.

Запарка в этот раз не случилась, и генеральский «Майбах» точно в назначенное время подкатил к кафе.

После того как Ларин и Омельченко поздоровались, Сергей Петрович включил во внутреннем кармане своего пиджака подавитель акустических сигналов.

– Это ты правильно сделал, генерал! – засмеялся полковник. – В нашем деле осторожность не помешает, особенно когда пересекаются представители родственных контор.

– Вы, Лёша, порой бываете несносными…

– Это как понять?

– Вас, ФСБ, заносит иногда не в ту сторону: вы работаете на врага…

– Ох, Серёга, нынче так трудно различить, где друг, а где враг, – усмехнулся Омельченко.

– А ты интуицию чаще включай, а ещё лучше – слушай своё сердце.

– Ага! «Истина не в силе, а в правде», – так, по-твоему, кажется, говорили твои любимые древние русичи! – произнёс Алексей Михайлович и коротко хохотнул.

– А вот наших предков, варнак, не трогай! – напустился на него Ларин.

Но полковник прервал их обычную шуточно-серьёзную пикировку. Он сделал весьма озабоченное лицо и, приблизив его через столик к своему давнему приятелю, прошептал:

– Знаешь, Серёжа, в наших недрах что-то готовится.

– А что именно? – Генерал поставил на стол чашку дымящегося кофе.

Несколько секунд Ларин и Омельченко сидели молча, слушая блюз, струящийся из мощных динамиков. Затем Алексей Михайлович начал пояснение:

– Пришёл приказ выявлять недовольных. И в первую очередь это касается вас, славных разведчиков.

– И почему же мы попали в такую немилость?

– Много знаете и умеете анализировать.

– Как же, «горе от ума», – буркнул генерал и предложил другу-полковнику: – А не пора ли нам, Алёша, бросить клич во имя спасения матушки-России?

– Всецело поддерживаю, Серёжа. И не будем затягивать с кличем, давай объявим общий сбор на ближайшие выходные.

– Нет, затаимся до поры до времени. У меня есть перспективный подполковник, которого надо будет обязательно привлечь к нашим делам. Но он пока в Сирии.

– Знаем мы его! – рассмеялся Омельченко. – Это твой любимый зять и отец твоей любимой внучки!

– Всё-то вы и обо всех, эфэсбэшники, знаете… – произнёс Ларин, допивая кофе.

– Служба такая!

– «Наша служба и опасна, и трудна…» – пропел Сергей Петрович слова известной песни.

Выходили генерал и полковник из кафе «Уют» порознь.

Утром следующего дня командированные офицеры отдела аналитики получают приказ: «Ближайшим транспортником прибыть в Москву».

– Ты прав был, Кот! – говорю я капитану. – Видимо, там, в нашем родном «аквариуме», заварились какие-то экстраординарные дела.

– Пути начальства неисповедимы, – философски изрекает Котов.

Поздно вечером в Его резиденции в Барвихе состоялась продолжительная встреча с потусторонним гостем.

– Ты хочешь получить ответы на некоторые вопросы? – спросил Визионер, едва проявившись в физическом слое.

– Да, Мистер! – совсем не подобострастно, а заинтересованно ответил Он.

Между собеседниками тотчас установился особый контакт, как раппорт между животным и дрессировщиком. Оба понимали друг друга практически с полуслова.

Мистер сидел в соседнем кресле. От него исходила манящая грозная сила. И когда Визионер чересчур внимательно поглядывал на Него, сердце Его замирало. Однажды Он даже попросил Своего грозного визави уменьшить давление на психику.

Президент могучей ядерной державы смиренно ждал ответов, не смея задавать Визионеру никаких вопросов. И так ясно, что сидящий напротив знает все Его сильные и слабые стороны. Он узнает все Его мысли ещё до того, как они будут облечены в слова.

Вдруг Мистер зашёлся в беззвучном смехе. Плечи Визионера затряслись. И ощущение того, что Он может быть навсегда покинут потусторонним гостем, заставило ум президента метаться в судорожной панике.

«Нет!.. Только не это!.. Не бросай Меня!..» – выплеснулись в околоземное пространство обрывки Его беснующихся мыслей.

Как же! Смех над собеседником всегда воспринимался Самим Им как одна из форм презрительного отношения к оппоненту.

И тотчас вспомнились школьные годы…

Он был самым маленьким и тщедушным в классе. Девочки совершенно не удостаивали Его своим вниманием, а мальчики насмехались. Одно время Он даже носил обидное прозвище «Крошка Цахес» [9] Крошка Цахес, по прозванию Циннобер – уродливый карлик, сын бедной крестьянки, одарённый феей магической силой привлекать к себе людей и присваивать чужую славу и благие дела. Персонаж одноимённой сказочной повести-гротеска Э.-Т.-А. Гофмана (авт.). и страшно из-за этого переживал.

К тому же Он совсем не мог поддерживать «светский» разговор с одноклассницами. Его логичный ум никак не мог придумать романтические, полагающиеся в этих случаях словесные увёртки и экивоки. Он шёл напролом, хотя требовалось изображать некую галантность, умение восхищаться красивой особой в школьном фартуке, непрестанно вздыхать и даже носить за избранницей портфель.

Однажды Он без всяких предисловий просто-напросто поцеловал нравившуюся Ему девочку, за что и получил от неё звонкую пощечину.

На следующий день Он, потрясенный случившимся, впервые прогулял школьные занятия. Он бродил по Ленинграду, опустошённый и обиженный на весь мир.

«Броситься в Неву?..» – мелькнула шальная мысль.

И Он воочию представил, как родители будут оплакивать Его и, главное, станет безудержно рыдать Его «обидчица».

«Ты, что, псих?» – услышал Вова голос внутри самого себя.

Он даже обернулся, так как показалось, что это говорит кто-то посторонний. Но Он был один!..

«Займись спортом, докажи всем недругам, что ты не Крошка Цахес, а значимый и сильный человек!» – уверенно наседал голос.

Впрочем, Он не был стопроцентно уверен в том, что голос существовал и звучал именно в Нём Самом. Такого не допускало Его безусловное, атеистическое мировоззрение. Это потом Он искренне поверит и в Бога, и в дьявола…