Дмитрий Антонов - Изначальные

Жаркое дыхание змея уже спалило палатку и подбиралось всё ближе, как вдруг, в виртуозном прыжке, княжна вновь оказалась на ногах. Схватив один из мечей павших витязей, Аппелагея скользнула под шею слепого чудища, пока тот вдыхал воздух верхнего мира, чтоб вновь выпустить подземное пламя.

Велизарный убрал купол и запел, древнее как сама жизнь слово разнеслось по округе. С каждой нотой магического резонанса, портал ослабевал и отступал, а змей, услышав велизарную песнь, всецело увлёкся Сарионом.

Отвлечь тварь от Аппелагеи, пока та искала слабые места в защите, было единственным выходом, к тому же следовало обязательно контролировать и сам портал, чтоб ненароком не пропустить из него ещё кого-то вроде змея. Для этого требовались огромные усилия, всё, чем располагал Сарион.

Время замедлилось, Аппелагея судорожно осматривала змея снизу, острые зубы исчадия клацали возле лица сотника, не в силах подобраться ближе, так как велизарный магией сковал огнедышащую тварь и не подпускал к себе.

С начала челюсти нависали сверху, потом перед лицом, ибо велизарный с помощью чудодейственной силы начал отодвигать подземную тушу от себя. Но, когда они оказались лицом к морде, змей попытался сразить Сариона острым шипом, тем что был на кончике хвоста, однако промахнулся и, вытянув шею максимально вперёд, опустил башку на расстояние вытянутой руки.

Княжна ждала именно этого момента.

Самое слабое место у змея, для меча, не смазанного заклинаниями, было там, где нижняя челюсть переходила в шею. Именно здесь полностью отсутствовала кольчужья чешуя, лишь толстая змеиная кожа, да выпирающая артерия.

Не мешкая ни секунды, Аппелагея нанесла удар.

Меч, разрезав кожу, застрял в шейном позвонке, перерубив кровоток.

Отрубить башку сил не хватило.

Чёрная кровь, обжигающим потоком, хлынула из раны, но княжна даже не вскрикнула, Аппелагея все ещё попыталась вытащить застрявшее оружие.

Змей взбрыкнул.

Смазанная чёрной кровью рукоять, предательски выскользнула из рук.

Аппелагея остановилась, не в силах понять, что происходит. Похоже, с последним ударом вышла вся её мощь, однако, и скорей всего, это кровь змея, омывшая Аппелагею с головы до ног, просто забирала жизнь.

Змей бушевал над ней.

Не замечая этого, Аппелагея осмотрела себя.

По телу пошли жуткие волдыри там, где огненная кровь коснулась кирасы, а на открытых местах рук и плечах кожа оголила плоть, превратившись в пепел.

«Как я ещё жива?» – подумала она. – «Похоже, я перестала что-либо чувствовать?!»

Сгоревшими руками Аппелагея прикоснулась к животу и вытерла обжигающую драконью кровь.

Малыш притих.

«Не-е-ет!» – в ужасе закричала Аппелагея, и тут он отозвался.

Пока Сарион пел, исчадие издало истошный вой, продолжая мотать башкой, извлекая из себя убивающую сталь. В это время, княжна, вместо того чтоб бежать в сторону, неподвижно стояла под ним, омываемая чёрной кровью и держалась за живот. Змей, наконец-то избавившись от меча, нащупал передней лапой обидчицу и схватил Аппелагею, прижав к земле.

Княжна, пытаясь защитить живот, повернулась набок, свернувшись калачиком, полностью прекратив сопротивление, а зверюга жаждал раздавить и разорвать когтями неуступчивую воительницу.

Видя это, велизарный умолк.

Сарион стрелой подскочил к змею, отрубив сначала лапу, высвободив княжну, а затем обезглавил чудище окончательно, отбросив в сторону, бьющуюся в агонии плоть.

Портал тут же закрылся.

Одни Воины окружили велизарного, с княжной на руках, другие добивали издыхающую подземную тварь.

Сарион склонился над Аппелагеей.

Ужас охватил доселе храброе сердце.

Княжна сгорела.

Часть черепа обуглилась и оголилась там, где когда-то была её длинная коса, одна глазница опустела. Око просто выгорело, правое предплечье совсем чёрное, словно сгоревшие угли, но вот живот! Он все ещё шевелился!

Велизарный нежно убрал обгорелую руку и узрел разорванное чрево.

В нитях, некогда связывающих с матерью, лежал алый светловолосый младенец.

Сарион вытащил мальчика на свет.

Малыш молчал.

Лишь судорожное дыхание говорило о том, что жизнь пока не оставила это новорождённое дитя.

Руки велизарного обжигала тёмная субстанция, огненная кровь, однако, алая кожа Словича впитывала её словно губка.

«Этого не может быть! – мысленно воскликнул велизарный. – Человек не может впитать чёрную кровь, лишь колдунам да Грот-магам это подвластно!»

Сообразив, что происходит, Сарион омыл младенца от подземной крови велизарностью, прочтя лечебное заклинание. Понемногу, кожа новорождённого становилась розовой, а волосы вернули смоль своих родителей. Возрадовавшись тем, что хоть юного Словича удалось спасти, Сарион облегчённо вздохнул.

– Ты будешь жить! – сказал он, казалось бы, сам для себя, дабы хоть немного уменьшить боль от потери близкого друга.

Но тут взгляд упал на Аппелагею и Сарион замер в изумлении.

Княжна жива!

Она всё ещё дышала!

Не веря глазам, велизарный вдохнул в Аппелагею все оставшиеся силы, жертвуя собой, но чары вернулись.

Истерзанное тело более им не подвластно.

Раздираемый душевными муками, и осознавая своё бессилие Сарион, заплакал, а Аппелагея-Дивно-Поле не обращая внимание на безуспешные потуги чародея сохранить ей жизнь, нежно смотрела единственной глазницей на собственное дитя, и улыбалась от счастья сгоревшими губами.

По чёрной, обугленной щеке побежала слеза, тут же испарившись от жара сгоревшей плоти, и в этот миг, Сарион, с болью в сердце, осознал одну простую истину. Дело не в нём, и не в его ослабевших от сдерживания портала способностях. Дело в том, что даже всем чародеям мира, вместе взятым, не под силу спасти настолько сгоревшего человека. Но кое-что было в его власти, кое-что, самое последнее, Сарион, всё же, был в силах сделать для княжны.

Маг повернул мальчика лицом.

– Ты будешь помнить! Ты будешь помнить её! Смотри Слович, вот твоя мама!

Велизарный послал в сознание новорождённого образ Аппелагеи такой, какой она была ещё несколько минут назад.

– Олег, – нежно сказала счастливая мать, не в силах прикоснутся к своей кровиночке. – Его имя Олег! – и в момент, когда последний вздох могучей воительницы вышел, княжич издал своё первое, громогласное:

– Уа-а-а!

Стоя у окна, Святослав нежно сжимал в руке оберег суженной. Титан с одной стороны оплавился. Он, потёр это место, стряхивая окалину, и в лучах восходящего солнца металл засиял вновь.

Аппелагея мертва.

Любимая, которой Святослав отдал всего себя, сейчас лежит в усыпальнице, сгоревшая до неузнаваемости. Боль, пронзившая душу, не давала думать о чем-то ещё, и князь, со всей силой, сжал кулак.