Виктор Точинов - Урочище смерти

В общем, не стоило сгоряча давить на спуск: и дичь не добыл, и оружие теперь придется чистить.

В лесу после выстрела воцарилась кладбищенская тишина. Хотя нет, не слишком точный образ – птицы охотно гнездятся на кладбищах и громко чирикают с утра до ночи, им нет дела до людских ритуалов, связанных с покойниками. Здесь же птичий хор замолк, напуганный выстрелом. Олег его не замечал, сознание отсекало привычный шумовой фон. Но едва пичуги замолчали, появилось подсознательное ощущение: что-то стало неправильным в окружающем мире.

Он передернул затвор, дослал новый патрон. После секундного размышления нагнулся за желтеющей на мху пластиковой гильзой, прибрал в карман. Вокруг ни единой приметы людского присутствия: ни выброшенной бутылки, ни прочего мусора, изобилующего в более посещаемых местах, – гильза казалась чуждой и неуместной. Вот и незачем начинать превращать лес в помойку.

Разгибаясь, встретился взглядом с псом.

Неожиданно…

Собака была крупная, даже очень, и самой, что называется, «дворянской» породы, но среди предков явно числила лайку. Масть странная, необычная, словно бурая шерсть густо поседела. Левое ухо изуродовано, висит лохмотьями, – след давней жестокой схватки.

Оба стояли молча и неподвижно. Олег изучал пса. Пес изучал Олега, агрессии никак не проявлял. Дружелюбия, впрочем, тоже – не вилял хвостом, не демонстрировал мимикой, что явился всего лишь попросить вкусненького.

Ошейника не видно… Значит, не охотничья (деревенские охотники часто охотятся с полукровками, и даже утверждают, что иные из них в работе лучше чистопородных). Бродячей же собаке здесь делать решительно нечего, четвероногие бомжи жмутся к жилью, к помойкам и прочим источникам пищи. И внешний вид для бродячих не характерен… ни следа понурой обреченности, спокойно держится, уверенно.

Значит, псина одичавшая или даже вообще дикая, появившаяся на свет уже здесь, в лесу, – и приспособившаяся к жизни вольного хищника. А этот образ жизни, среди прочего, включает привычку защищать от вторжений чужаков свою территорию, свой охотничий участок.

Олега сделанный вывод не напугал. Заряженный ствол в руках, дистанция больше десяти метров. Хватит времени, что прицелиться и жестко пресечь любые агрессивные порывы. Хотя странно… С дикими собаками ему приходилось сталкиваться, с огнестрельным оружием те хорошо знакомы, и не с лучшей стороны, – охотничьи правила разрешают отстреливать новоявленных хищников в любое время года, без запретов и ограничений, как самого страшного врага звериного молодняка и птиц, гнездящихся на земле. Дикий пес, по разумению Олега, если бы даже явился на выстрел, – должен был наблюдать за стрелявшим издалека, на глаза не попадаясь.

Ладно, будем считать, что это нетипичный «дикарь», с охотниками по причине безлюдья не сталкивавшийся.

К каким выводам пришел визави в результате созерцания Олега, осталось неизвестным. Но явно решил, что дальнейший контакт не интересен: бесшумно метнулся в сторону, исчез в подлеске. Через несколько секунд серая тень перемахнула крохотный овражек и снова исчезла. Любопытно, что удалился пес как раз ту сторону, куда лежал путь Олега. Если у мохнатого там лежка, возможны новые встречи. И не факт, что завершатся они столь же мирно. Хотя неплохо бы прикормить и подружиться, будет сторож для лагеря…

В этот момент неуверенно чирикнула первая пичуга – раз, другой, и тут же, как по сигналу, к ней присоединились остальные. Словно пернатые певцы, затаив дыхание, наблюдали: чем же завершится противостояние? – а теперь поняли, что ничего интересного больше не произойдет, и вернулись к повседневным делам.

Олег двинулся дальше, перебрался через тот же овражек, что и пес. Совсем недавно здесь протекал ручеек, порожденный тающими сугробами, – но ныне иссяк, оставив только чавкающую под ногами грязь. Собачьи лапы, кстати, на той грязи не отпечатались, – не то лесной житель форсировал преграду длинным прыжком, не то Олег ошибся и псина переправилась чуть в стороне.

А за овражком он понял, что пришел. Вокруг был не то сад, не то огород – такой же призрачный, как и дорога. С большим трудом угадывались следы грядок, из плодовых деревьев уцелела только громадная старая вишня – дерево недавно отцвело, усеяв всю округу белыми лепестками. Еще одно дерево показалось яблоней, но стояло засохшим скелетом, постепенно роняя на землю подгнивающие сучья. Зато малина и смородина приспособились к дикой жизни, даже расплодились, пустили новые побеги, росли вольготно и вперемешку.

Ну вот, добрался. Теперь быстрый предварительный осмотр места – и можно обустраиваться.

Закон подлости, он же закон бутерброда, действовал без осечек: всю трехчасовую дорогу светило солнце, нагревая старый автобус, превращая его в натуральную душегубку. Но на подъезде к Сланцам небо стали затягивать облака, солнце пробивалось сквозь них редко, урывками, потом и вовсе перестало. А когда десантировались на автовокзале, то с серого, как больничная простыня, неба закапал противный мелкий дождь.

– Варя, – Аня окликнула подругу, увлеченно изучавшую что-то в смартфоне.

Та оторвалась от гаджета, но ответила лишь взглядом, тут же вернувшись к своему занятию.

Аня еле сдержала раздражение, не до игр сейчас. Она глубоко вдохнула, проглотила злость вместе с обидой.

– Атенаис!

– Да погоди ты, я пытаюсь врубиться, как лучше объяснить, куда нам надо, – отозвалась Атенаис Велимирова, она же Варвара Куницына. – Цифры координат ничего для местных не означают…

И вернулась к изучению карты.

Варя официально поменяла имя, вместе с паспортом и остальными документами. Имидж тоже изменила – другая прическа, другая одежда, агрессивный макияж. Как будто пыталась стереть старую личность, словно и не было никогда растрепанной неуверенной девчонки, приехавшей из вымирающего городка в культурную столицу, а была всегда эта новая женщина, способная вагиной лом перекусить.

Все в новой Варе (пардон, в Атенаис) кричало: посмотри на меня! Выбритый левый висок, а справа волосы, доходящие до ягодиц, – черные с лиловым оттенком. «Штанга» с крохотными черепами в проколотой брови. Татуировка-свастика на запястье (я не нацистка, как можно, это же древний праславянский символ). Шея в свежих засосах, не прикрытых воротом клетчатой рубашки. Ни на госслужбу, ни в офис серьезной фирмы с таким имиджем не устроиться, но Варя-Атенаис и не парилась, вела беззаботную фрилансерскую жизнь. Что-то для кого-то писала (Аня не вникала, плохо представляя, чем копирайтинг отличается от рерайтинга), и денег ей хватало, – и просто на жизнь, и на капризы. Капризов хватало тоже.