Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга

– Согласен. – Гунька кивнул. – А кто знает?

– Он. – Палец указал в мою сторону. – Уговори Бродягу, озолочу.

– Тьфу на тебя. – Ответил Гринька. – Зачем мне золото? Ты патронов дай.

– Дам.

– Бродяга. – Позвал Гунька. – А пошли на болото. Он нам патронов даст.

– Сходить конечно можно. – Кислая ударила в голову, я осмелел. – Хорошо бы ещё знать куда? Болото большое.

– Куда тебе нужно? – Гунька потянулся через стол, стукнул своим кувшином о кувшин Михалыча.

– Там дерево. Бурьян во. – Михалыч поднял руки.

– Что здесь, что там, везде деревья. – Сообщил я. – И бурьян во. – Пришлось повторить всё как делал Михалыч. – Ты скажи, какая там трава, камни? Может что-то особенное заметил?

– Ничего я не заметил. Темно было.

– Это плохо. – Заметил Гунька. – Болото ого-го-го, большое оно.

– Мы из пещеры вышли. – Чуть ли не прокричал Михалыч, прикрыл рукой рот точно испугался, огляделся и прошептал. – Камни там, здоровенные. Огромная глыба над головой.

– Глыба? – Переспросил я.

– Ну да. – Михалыч кивнул. – Когда вышли, она сбоку стояла. Камень большой, гладкий. Может мне и показалось. – Михалыч погасил в тарелке окурок, хлебнул из кувшина. – Памятник это. Голова чья-то.

– Пещера. Голава. – Выдохнул я. – Не скажу точно, но таких голов я знаю три. И все они возле пещер. Идолами у нас их зовут.

– Молодец. – Обрадовался Михалыч. – Я в тебе не сомневался. Ну, так что, отведёшь?

– А как же Чёрт? – Напомнил Гунька. – Растрезвонит, пришибут нас. Поговорил бы ты с ним. Откажется к нам приходи.

– Нет никакого чёрта. Был и весь вышел.

– Помер? – Спросил Гунька и поднял кувшин. – Спасибо Чёрту, вовремя помер.

– Ты чего? – Пришлось ткнуть Гуньку кулаком в бок. – Нельзя так о покойниках. Давно помер?

– Давно. – Прикрывая ладонью насмешку ответил Михалыч. – Где могила не знаю, на похоронах не был.

– Что за имя такое? – Макая в пасту мясо осторожно спросил Гунька. – Откуда он родом.

– Оттуда. – Михалыч указал пальцем в потолок и расхохотался. Поначалу я не понял почему он ржёт, но потом глянул на Гуньку и тоже рассмеялся. Любит Гунька пасту, мажет ею мясо без меры. Вот и измарал нос, щеку, ещё и на лбу вымазался.

Посмеялись мы от души, Гунька тоже хохочет, глядит на нас. Когда отсмеялись, выпили кислой.

– А скажи мне Михалыч. – Заговорил Гунька и полез мясом в пасту. Гляжу на него и жду, когда снова морду измарает. Захмелел Гунька, сильно захмелел. – Доберёмся мы в нужное место, а что потом? – Большой шмат мяса отправился в рот. Гунька глянул на меня и растянул губы в улыбке. – Что смотришь? Видал? – Приятель показал кусок тряпки и вытерся ею. – На болоте жизнь гадкая, а дорога дальняя. Надо бы хорошенько подготовится.

– Не тарахти. – Перебил я Гуньку. – Три идола, три пещеры. Сразу не найдём, поплутать придётся. Путь не близкий, опасный.

– А где сейчас не опасно? – Вымолвил Михалыч и помрачнел. – Устал я бояться. Надоело бегать.

– Не бегай. – Посоветовал Гунька попивает кислую. – Оставайся в Бочке. А нет, так Бродяга отведёт к мусорщикам. Там поселишься. Вдов нынче много, хороший мужик завсегда в спросе.

– К каким ещё мусорщикам?

– Ты вообще откуда? – Поглядывая с прищуром спросил Гунька. – По всему видать с дальних краёв занесла не лёгкая. Ничего-то ты не знаешь.

– Да уж. – Тяжело выдохнул Михалыч. – Из далека, дальше не куда.

– И откуда? – Не унимается Гунька. – Куришь одну за другой.

– И что? – Михалыч достал сигарету, повертел в пальцах и сунул обратно в пачку. – Ваши мужики разве не курят?

– Наши не курят. – Гунька улыбнулся и приложился к кувшину.

– Вояки курили. – Пояснил я. – Торговцы и менялы покуривают, но редко. А вот нам, нельзя курить.

– Вера не позволяет? – Спросил Михалыч и закурил.

– Какая Вера? – Вопрос озадачил. Почему именно Вера, а не Тинька или Любаня? И с какого перепуга они должны разрешать или запрещать? – Зверьё табачный дым за версту учует. И не только зверьё. Разбойников много.

– Зверьё говоришь? – Михалыч оскалился. – Людей нужно бояться. Люди хуже зверей.

– Не скажи. – Гунька взялся за нож, принялся резать мясо. – От человека можно убежать, на худой конец прибить, а от зверя нет спасения. Если унюхает, считай покойник.

– От зверя тоже можно убежать. – Вставил я. – Не всегда и не от каждого, но можно.

– Утешил. – Не весело объявил Михалыч. – Ну так что, прогуляемся к идолу?

– Нет. – Отрезал я. – Вторая жизнь у тебя припасена? На болотах, дорога в одну сторону. Обратный путь вдвое дольше.

– Не собираюсь я возвращаться. – Поведал Михалыч и принялся озираться, точно испугался своих же слов. Осмотрелся и прошептал. – Отведёшь?

– Нет.

– Назови цену. – Михалыч уставился на меня как на добычу. Но всё это напускное. Боится Михалыч, от того и взгляд такой. Загнали его в угол, сам стал добычей.

– Ты, наверное, не понял? – Выждав с минуту ответил я. – Сказал не пойду, значит, не пойду.

– Бродяга, ты чего? – Гунька обошёл стол присел рядом. – Когда ещё столько отвалят? Ломи цену и пошли. Сам видишь, людям очень нужно.

– Придурок ты Гунька. Болото – это не парк, даже не Тихий. Там, куда не ступи, смерть. Одному куда не шло, а вот толпой.

– Вдвоём пойдём. Ты и я. – Михалыч придвинулся. – Одного поведёшь?

– Смерти ищешь?

– Отнюдь. Бегу от неё.

– Вот и оставайся в Бочке. Здесь тебя никто не тронет. – Присоветовал Гунька. – К нам за этим и приходят. Зверь сюда не сунется, а разбойники и душегубы в Бочке не озорничают.

– Дай слово. – Хмурится Михалыч. – Пообещай отвести, расскажу всю правду.

– Какую правду? Зачем она мне? – Не нравился мне этот разговор с самого начала, а теперь и подавно. Знает этот суровый дядька что-то такое, от чего на сердце стало не спокойно.

– Не уйдём на днях. – Озираясь по сторонам, поведал Михалыч. – Пропадём. Все сгинем.

– Ты же говорил, дело неспешное. – Напомнил я. – Сам же сказал. Подождёт.

– Может и подождёт, но не долго.

– Что-то я не пойму. – Гунька сунул в пасту кусок мяса, обмазал его и забросил в рот. – Ты мил человек говоришь загадками. – Смачно чавкая, заключил мой приятель и отрезал ещё кусок. – Мы люди простые. Да и место такое, что не нужно ходить вокруг да около. Ты либо говори, либо забудь. Мы тут всякого навидались. И душегубы приходили, и ворьё разное. Всем места хватало. Живём мы мирно. А вот за воротами, там другая жизнь.

– Подумайте хорошенько. Согласитесь, дам армейскую робу. По автомату и по цинку патронов. Консервы и всё что нужно в дорогу, за мой счёт. – Михалыч поднялся. – Ешьте, пейте ребятки, будет мало, просите ещё. Подадут в лучшем виде. О нашем разговоре никому. Если сболтнёте. – Михалыч хищно улыбнулся, взял со стола нож и засадил его в мясо, доска треснула, раскололась надвое, нож воткнулся в стол.