Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга

– Ага. – Тыква кивнул. – Я быстро.

– Не нужно быстро. – Прошипел Михалыч, глянул на Ракло и заскрипел зубами. – Забирай это чмо и не возвращайся. Проверь посты да гляди у меня. – Мясистый кулак показал серьёзность намерений. – Унюхаю, рожу раскрою.

– Ага. Прослежу, лично. – Заверил Тыква, подхватил Ракло под руки и потащил к выходу.

– Совсем пить не умеют. Сволочи. – Пожаловался Михалыч и раздавил в тарелке окурок. – Распоясались уроды, страх потеряли.

– А кто умеет? – Гунька поднял руку на зов прибежал Гундосый.

– Чего изволите? – Услужливо спросил хозяин, обращаясь к Михалычу. Улыбка до ушей, не помню я его таким улыбчивым. На толстой заплывшей роже не видно глазёнок, две часто моргающие точки. Взгляд преданный как у должника что получил отсрочку, того глядишь руки целовать начнёт.

– Ещё кислой. – Объявил Гунька. – Бродяга платит.

– Отставить. – Рявкнул Михалыч и полез в карман. – Я угощаю. – С десяток патронов легли на стол. Следом упала пачка сигарет темно-синего цвета, буквы мне незнакомые, не по-нашему написано. Михалыч отодвинул сигареты, взглянул на Гундосого с недобрым прищуром и попросил. – Будь любезен, мясо разогрей.

– Как прикажите. – Гундосый с ловкостью картёжного шулера смахнул патроны в карман грязного фартука и тут же удалился, прихватил пустой кувшин и холодное мясо.

– Послушай Бродяга. – В пол голоса заговорил Михалыч. Нет колючего взгляда, а вот грусть и печаль появились. Осунулся он, помрачнел. – Помоги, в долгу не останусь. Отведи на болото.

– Места там гиблые. – Хлебнул кислой, гляжу на Михалыча. Как-то резко он поник. От былой бравады пропал и след, взгляд затуманился как у пьяного.

– Ты только скажи, что нужно? Всё отдам. – Пообещал Михалыч. – Вытащи нас отсюда.

– Нас? – Такая новость удивила, но я не подал вида, попиваю из кувшина. Кислая высшего качества, совсем не горчит, пахнет травами. С чего вдруг Гундосый так старается? С какого перепугу ставит на стол своё лучшее пойло? Наверняка что-то задумал шельмец.

– По рукам? – Крепкая ладонь потянулась в мою сторону.

– Извини. Не пойду на болото, и ты не ходи. Гадкие там места, смрад, топи, омуты. – Без нажима, но строго пояснил

я. – На болоте и одному опасно, а толпой так и подавно, верная смерть.

– Да какая толпа? Трое нас.

– Четверо. – Вставил Гунька. – Я тоже пойду. Надоело в Бочке штаны протирать.

– Вот и уговори своего дружка. За мной не заржавеет. – Михалыч глядит на Гуньку с большой надеждой. Вернулся колючий, строгий взгляд. – Я тебе автомат подгоню. Новенький, ещё в смазке.

– Автомат? – Гунька как жевал, так и замер с открытым ртом.

– Робу армейскую, три пачки патронов. – Перечисляет Михалыч, загибает пальцы на руке. – Хавчик, выпивка в дороге всё за мой счёт. Выгорит дельце, получишь берцаки и разгрузку. Ничего не пожалею. Дело то плёвое. Уговори товарища.

– Плёвое говоришь? – Я улыбнулся. Прав Коротун, не здешние они. Не знают наши края, совсем не знают.

– Вот, всё как Вы и велели. – Уж как-то скоро вернулся Гундосый. Стоит возле Михалыча, улыбка до ушей. Лебезит гад, угодить старается. – Мясо с пылу с жару. – Распинается Гундосый. – Кислую, Тимка принесёт. Специально для Вас, новую бочку откупорил. Для хороших людей ничего не жалко. Всё самое лучшее, пейте, кушайте на здоровье.

– Ступай. – Тихо бросил Михалыч. Но Гундосый не торопится, смахивает полотенцем со стола крошки, вытирает капли кислой, показывает своё внимание и усердие. Михалычу это сильно не нравилось, потёр он ладони, пожевал губу и рявкнул. – Проваливай! Уши развесил. Любопытный?

– Совсем нет. – В одно мгновение Гундосый поменялся в лице. Пропала подхалимская улыбка, на лбу и щеках проступил пот. – Ухожу, меня уже нет. Понадоблюсь, только скажите.

– Плохо слышишь? – Процедил сквозь зубы Михалыч и стукнул кулаком по столу. – Пошёл вон!

– Не извольте волноваться. Исчезаю. – Хозяин лавки нервно сглотнул и заспешил с глаз долой.

Михалыч, проводил его суровым взглядом до самых дверей кухни. Зыркнул на нас с Гунькой, открыл рот, хотел что-то сказать. Послышался скрип дверных петель и Михалыч резко повернулся. Семейство Печуков спешит уйти из питейной лавки. Первыми вышли детишки, последним хозяин семейства. Дверь затворилась, и мы провалились в неприличную для этого места тишину.

На большой разделочной доске едва помещается кусок ароматного мяса с прожаренной до черноты корочкой. Жир растёкся по столу, блестит в свете масляных ламп, к потолку поднимается ароматный парок. Я отрезал кусок пожирней и вцепился в него зубами. Хорошее мясо, мягкое, во рту тает.

Не успел доесть как послышались шаркающие шаги. В нашу сторону идёт мальчонка лет десяти в грязном фартуке. Громко пыхтит, прижимает к себе три кувшина кислой. Гунька вышел ему на встречу, забрал большую часть, один кувшин пацан не отдал. Подошёл к Михалычу поставил перед ним.

– Вот. – Мальчонка вытер о фартук руки и улыбнулся на все тридцать два зуба. Русые волосы до плеч, нос вздёрнут, зелёные глазёнки глядят с надеждой. – Принёс, всё как Вы и велели. Сам наливал.

– Держи. – Михалыч сунул пацану два пистолетных патрона. Тот подпрыгнул от счастья, и убежал.

– Хороший малец. – Похвалил Гунька наблюдая как курносый хлопочет у стола Пинчуков, складывает в корзину грязные тарелки. – Второй год Тимка в услужении. Надо бы ему другое местечко подыскать. Пропадёт у Гундосого.

– В чём проблема Бродяга? – Не слушая Гуньку спросил Михалыч. – Почему артачишься? Может тебе патроны не нужны? Дам консервы, одежду. Ты только скажи.

– Кто же от патронов откажется? – Я улыбнулся, Михалыч сразу повеселел. Закурил, приложился к кувшину.

– Стало-быть договорились? Патронов отвалю гору, можешь не сомневаться. Посидите здесь, принесу задаток. Тебе какие? Автоматные, винтовочные?

– Погоди. – Остановил я. – Зачем тебе болото? Куда именно нужно?

– Куда? – Михалыч призадумался. Пока он думал мы с Гринькой и поели и выпил.

– Там холмы. Гора и дерево. – Как-то несмело поведал Михалыч. – Бурьян выше головы, кусты. Много кустов, колючки, шипы.

– И это всё? – В один голос спросили мы.

– Всё. – Михалыч кивнул. – Ночью вышли. Темень непроглядная.

– Откуда вышли. – Спросил Гринька попивая кислую.

– Чёрт его знает? – Закуривая выпалил Михалыч. – Я же сказал, ночью дело было, дождик накрапывал.

– Чего ты нам головы морочишь? – Гунька отрезал шмат мяса, вымазал его пастой и сунул в рот.

– Не понял. – Брови Михалыча поползли к переносице, взгляд прожигает, буравит Гуньку.

– А чего тебе не понятно? – Полным ртом спросил Гунька. – Кусты, бурьян. Да у нас куда не пойди везде этого добра навалом. Кто привёл, с тем и ступай. Слыхал бродяга? Решил проводника поменять. А нам что потом делать? Пришибут за такие дела.