Роберт Говард - Брат бури

— Встретил у развилки на Гальего, — терпеливо принялся объяснять я. — Его зовут Лем Кемпбелл. У меня появилось срочное дело, и он согласился взять те пятьдесят баксов, чтобы потом переслать в лагерь купленную на них жратву. Да не волнуйся ты так, старина! — попытался я малость урезонить разбушевавшегося Голландца. — Отработаю я тебе твои пятьдесят зелененьких!

Тут старик вдруг побагровел, а евонные гляделки выпучились так, будто он собрался вот-вот помереть от удушья.

— А куда ты подевал мой продуктовый фургон, скотина?! — с трудом прохрипел он, давясь и кашляя.

— Его украл другой малый, — честно ответил я. — Мне он назвался Прохвессором Латимером. Но я отработаю тебе и фургон!

— Ничего ты мне не сможешь отработать! — брызгая слюной, заверещал Буйный Голландец и вытащил из-за пояса громадный револьвер. — Никогда! Потому как ты у меня больше не работаешь! Ты уволен, ясно?! А что касается фургона и наличных, так я твердо намерен вышибить из твоей шкуры моральную компенсацию, прямо здесь и сейчас!

Вот черт! Ну да ладно.

Я аккуратно забрал у старикана пушку и еще разок попытался договориться с ним по-хорошему. Но в ответ на все мое деликатное обращение он лишь завопил куда громче, чем до того, выхватил свой здоровенный мясницкий нож и попытался с его помощью провертеть дырку в моем брюхе.

Кажется, мне уже приходилось упоминать, что я становлюсь ужасно раздражительным всякий раз, когда кто-нибудь пытается пощекотать меня ножиком. Вот почему, отняв у Буйного Голландца тесак, я сгоряча малость перепутал: хотел отшвырнуть в сторону эту дурацкую зубочистку, а отшвырнул самого Голландца. Да притом так неудачно, что бедолага рухнул прямиком в стоявшее поблизости лошадиное корыто. Проклятая новомодная поилка! Голову старика Голландца намертво заклинило в узкой части того корыта, и он задергался, и начал пускать пузыри, и уже совсем было приготовился утонуть.

Тут к поилке довольно быстро понабежала целая толпа зевак, и они попытались вытащить старика оттуда за ноги, но Буйный Голландец так неистово месил воздух своими копытами, что всякий, кто пытался за них ухватиться, тут же получал удар шпорой по физиономии. Пришлось мне самому подойти к тому корыту и, ухватившись руками за его противоположные края, разодрать эту чертову хреновину надвое. Вывалившись на землю, Голландец прежде всего срыгнул галлона два воды. А потом, едва к нему вернулся дар речи, тут же обвинил меня в предумышленной попытке злонамеренного утопления. Из каковых речей совсем нетрудно было сделать вывод, насколько чуждо некоторым людям чувство самой обыкновенной признательности!

Я пожал плечами и отошел в сторону. Но тут один малый потребовал слова и заявил:

— Да чтоб я лопнул! Тот громила вовсе ничего такого не злоумышлял! Это вышло случайно. Я стоял в двух шагах и все видел. Наоборот, он самоотверженно спас старикану жизнь!

— А я стоял еще ближе, чем ты, и видел еще лучше! — ужасно склочным голосом возразил другой зевака. — И готов под присягой подтвердить, что тот мордоворот сознательно хотел утопить этого весьма достойного пожилого человека!

— По-моему, ты только что назвал меня лжецом, разве не так? — хищно оскалился первый малый и неторопливо потянулся за револьвером.

Но тут в их беседу встрял третий парень; он малость припоздал, а потому и оказался у места событий уже к шапочному разбору.

— Понятия не имею, о чем тут идет спор, — честно признался он, — но готов побиться об заклад на мой последний доллар, что вы оба чертовски сильно ошибаетесь!

В этот бессмысленный разговор втягивалось все больше и больше народу, а затем все они принялись ругаться и поносить друг друга так, что почти оглушили меня. Еще несколько парней повытаскивали свои пушки и принялись беспорядочно размахивать ими. Я понял вот-вот начнется пальба, а стоит одному парню ненароком подстрелить другого, как уже можно ждать серьезных неприятностей. Только поэтому я и вмешался.

Но едва я успел малость успокоить первого забияку, пару раз легонько стукнув его по макушке, как кто-то из его дружков ринулся на меня с криком:

— Ах ты, подлая гиена! Ну погоди!

После чего тут же попытался слегка меня зарезать. Думаю, этот малый еще года два будет горько сожалеть о своем весьма опрометчивом поступке. К сожалению, мое вмешательство уже ничем не могло помочь делу. Драка и пальба распространялись по всему городу словно степной пожар. Пьяная Лошадь на моих глазах погружалась в пучину острого буйного помешательства.

Я уже заканчивал обрабатывать рукоятками своих кольтов глупую голову очередного паразита, как вдруг малость опомнился и с глубоким отвращением сказал сам себе:

— Вот черт! Какой ерундой ты занялся, Брекенридж! Ведь ты же прибыл в этот безумный город совсем с иной целью. Пора наконец подумать о горе, каковое обрушилось на твою несчастную семью!

Подумав так, я начал проталкиваться сквозь ряды сражавшихся по направлению к станционному зданию. Но тут до меня сквозь невероятный гвалт вдруг донесся ужасно знакомый скрипучий пронзительный голос:

— Смотрите сюда, шериф! Вот он! Я требую, чтобы вы немедля арестовали этого проклятого захватчика чужой собственности!

Я круто обернулся и, конечно же, совсем неподалеку увидел Чахлую Бороденку. Вокруг бедер у него болталось седельное одеяло, отчего чертов замухрышка сразу сделался похожим на старого индейца, а ходил он теперь очень осторожно и слегка враскоряку. Приближаясь ко мне, он тыкал в мою сторону пальцем и верещал так истошно, будто я действительно сделал этому чудаку что-то плохое. Свалка вокруг нас на мгновение прекратилась, потому как все невольно замерли, прислушиваясь к его крикам.

— Немедля арестуйте его, будь он проклят! — продолжал тем временем вопить Чахлая Бороденка. — Он вышвырнул меня из моего собственного дома, а мои лучшие штаны для верховой езды, дуплетом из моего же дробовика, превратил в непотребное решето! Я был в отъезде, на Кинжальной реке, и вернулся обратно на пару дней раньше, чем собирался, и обнаружил этого здоровенного мерзавца нагло хозяйничающим в моей хижине! — Чахлая Бороденка перевел дух, набрал в грудь побольше воздуху и разорался снова: — Но проклятый мордоворот оказался слишком здоровенным, чтобы я смог управиться с ним самостоятельно, вот почему мне пришлось — как только лекарь выковырял из моей шкуры последнюю из четырехсот с лишним дробинок! — отправиться сюда, в Пьяную Лошадь, и просить помощи у шерифа!

— Вам есть что ответить на предъявленные обвинения? — спросил шериф. Он говорил угрюмо и как-то не слишком уверенно. Можно было подумать, будто ему, по той или иной причине, не очень-то нравится его работа.