Алла Дымовская - Семь корон зверя

Утром Миша спустился к столу. Пуля вышла на рассвете, и затянувшаяся огнестрельная рана не беспокоила героя. Рита была рада увидеть его в добром здравии и более не тяготилась принесенной ради нее жертвой. Хотя приятное чувство особой своей значимости в мужских неравнодушных глазах осталось и даже послужило предметом гордости для самолюбия девушки. Она не стала протестовать, когда Миша вопреки обыкновению выбрал в это утро место рядом с Ритой – все же имел теперь полное право и как бы перечеркнул прежнее отчуждение и холодок. За завтраком царило приподнятое настроение, оживление, вызванное и законченной накануне работой, непредвиденными и удачно разрешенными осложнениями, и Мишиным поступком, гусарски красивым и романтическим, и дебютом Риты, смущенной от любопытствующего излишнего внимания. Стас на пальцах пантомимой изображал молниеносный марш-бросок за истошно вопящим, незапланированным майором, получалось смешно и забавно, к вящему удовольствию женского пола, особенно мадам Ирены, переставшей дуться и хохотавшей громче всех.

И как ушат холодной воды, вылитый на разгоряченные жарким солнцем камни, было из ряда вон выходящее появление в дверях столовой фигуры хозяина, молчаливой и неумолимо грозной, словно статуя Командора, с лицом, помертвевшим от сковавшей его ярости. Расходившиеся вампы враз притихли. Хриплый окрик в наступившей тишине прозвучал как удар бича:

– Лгуны и разгильдяи! – Чудовищное обвинение адресовано было всем присутствующим, но мрачный хозяйский взгляд уперся в Мишу. – Немедленно объясните, как получилось, что майор Крапивин остался жив?!

Миша от неожиданности даже привстал со стула, утратив присущую ему уравновешенность, Стас выронил вилку, издавшую неприятный лязгающий звук. Мадам прикрыла паучьей лапкой нижнюю часть лица, пытаясь скрыть охватившее ее предвкушение.

– Это невозможно, это какая-то ошибка, абсурд. Крапивин не мог выжить, у него не было и полшанса, – обескураженно и торопливо зачастил Миша, растерянно рыская взглядом по сторонам. – Извините, Ян Владиславович, мою дерзость, но откуда вы взяли подобную нелепость?

– Откуда я взял? – Голос хозяина сделался ледяным от бешенства. – Минуту назад мне позвонили заказчики и сообщили сию захватывающую новость! Майор в больничной реанимации в тяжелейшем состоянии. Скорее всего умрет, но даже если выживет, то останется полоумным инвалидом. Так что меня беспокоит не он, а вы и ваша халатная безответственность. Почему никто не удосужился проверить чистоту исполнения?

– Ян Владиславович, простите, это была моя оплошность – я не отдал приказа проследить. – Миша перевел дух и слегка расслабился. Он ожидал худшего от хозяйского гнева. Вопрос же оказался лишь в дисциплине, соблюдение коей Ян Владиславович в делах требовал неукоснительно, отсюда и выволочка. – Схватил дурацкую пулю и расслабился. К тому же, как я еще вчера докладывал, время крайне поджимало – Крапивин наделал слишком много лишнего шума. Но, я думаю, ничего катастрофического не произошло. Наше дело завершит природа естественным способом. Даже если майор выздоровеет, вряд ли его умственное состояние позволит ему кого-то опознать или дать более-менее внятные показания. Да и кто всерьез отнесется к словам идиота? К тому же в управлении его не слишком обожали и потому не станут переживать по поводу отсутствия ценного сотрудника. Как говорится: одним выстрелом – двух зайцев.

– И тем не менее учти на будущее. Вы все учтите, – хозяин проникающим взглядом василиска обвел всех присутствующих, – наша безопасность только в наших руках. И любая оплошность может быть губительной. А ты, Михаил, имей в виду: еще одна подобная выходка, и я передам командование рабочим отрядом Ирене. Раненый или нет, прежде всего помни о деле. Слишком уж это по-человечески – холить собственную персону. Но ты вамп и веди себя, как подобает вампу. Больше мне нечего тебе сказать!

Хозяин резко повернулся и собрался уже удалиться из столовой, как робкий басисто-низкий голос, от страха срывающийся на петушиный дискант, изменил его намерение. И принадлежал он охотнику Стасу.

– Хозяин, я не хотел... то есть я не сказал, я думал, обойдется и не имеет значения, – сбиваясь и путаясь, начал было охотник и замолчал.

– О чем ты? Перестань бормотать и говори яснее, – раздраженно ответил хозяин, но не ушел, заподозрив неладное.

– Я... я не смог удержаться, все было, как на охоте. Я догнал его и ударил. Из раны текла кровь, и череп был проломлен. Он все равно был не жилец. И кровь пахла, и я попробовал... я впился и... Простите меня... – Последние слова, произнесенные почти шепотом, были едва слышны, но смысл их, предельно ясный, дошел до сознания каждого.

Бомба, разорвись она сейчас в мирной до сей поры столовой, не произвела бы такого впечатляющего эффекта. Охотник сидел, низко понурив голову, не решаясь более поднять взгляд. Головы вампов, как одна, словно в замедленной съемке развернулись в его сторону. Слов не нашлось ни у кого, и даже хозяин застыл в обескураживающем молчании. Но очнулся раньше других и приказал:

– Совет общины – все до одного в мой кабинет. Немедленно! Остальным заняться обычными делами и не мешать! – Ян Владиславович подумал немного и, обратив взор, серьезный, но искусственно потеплевший, на Риту, добавил: – Ты можешь пойти тоже, возможно, от тебя будет пользы больше, чем от некоторых других.

Рита, ошеломленная скорее оказанной не по ее рангу и незаслуженной честью, чем впечатлением от проступка охотника, прошествовала, не глядя по сторонам, в кабинет на собрание совета. Кроме нее, вслед за хозяином поспешили и виновник торжества, и мадам с «архангелом», и половина парочки голубых боевиков, то бишь Макс.

Расселись, кто где придется, вокруг хозяйского дивана, не осмелившись занять лишь традиционно принадлежащее Мише кресло. Рита и вовсе скромно устроилась на подушке рядом с хорошо знакомым ей диваном, прямо на полу. От Стаса не шарахались, как от зачумленного, не сторонились и не пытались отгородиться, сев подальше от провинившегося. Но для охотника именно такое отношение названых братьев и было горше всего – лучше бы бранились и плевались, он бы оправдывался и извинялся. И его вина вышла бы наружу, была бы названа и определена наказанием, которое ему не пришлось бы назначать самому себе – это сделал бы за него кто-то другой. Но хозяин и братья, даже мадам, кинули его под тяжелые танки самобичевания, занятые иной насущной бедой, которую охотник сотворил на их головы, и ему оставалось одно: помогать по мере сил. Главный вопрос состоял в следующем – выживет Крапивин или, избавив их от лишних хлопот, естественным образом отправится в мир иной?