Крис Уэйнрайт - Золотой павлин Сабатеи

— Что, ублюдки, получили? — Варвар не мог отказать себе в удовольствии подразнить своих преследователей.

Плюнув вниз, он добрался до гребня скалы и тронулся вперед по ровному участку, не беспокоясь особенно о том, что творится у него за спиной.

«Почему они сразу бросились в погоню? — размышлял Конан, шагая по каменистой, местами поросшей травой равнине. — Значит, их послали поймать именно меня. Экий мерзавец этот визирь! Прав Аршад, он будет против нас».

Впереди виднелись вершины хребта, за которым, как он знал, раскинулось горное селение, где стоял отряд туранцев, верный Джунгир-хану. Поглядев назад, нет ли погони, варвар присел на камень и, оторвав рукав рубахи, перевязал рану. Сильной боли она не причиняла, но все-таки он заметно прихрамывал и шел не так быстро, как обычно.

— Сучий потрох, — выругался киммериец. — Но кровь из носу, а к вечеру надо добраться до своих.

Он поднес к губам фляжку и поморщился: вода оказалась теплой и неприятной на вкус.

— Да, нечего говорить, — едва удержался варвар, чтобы не плюнуть, — шангарская вода вкуснее. Только и она, пожалуй, не сравнится с нашей.

Нельзя сказать, чтобы он очень уж сильно тосковал по родине, но иногда ему виделись во сне густые леса, прозрачные ручейки, покрытые снегом серые скалы, прохладное северное лето. Но сейчас над ним раскинулось немилосердно раскаленное небо, а вокруг лежала выжженная солнцем скупая равнина с каменистыми островами. Конан прибавил шагу, насколько позволяла ему рана.

— Правильно, что я полез в скалы, — похвалил он себя, — Нергал им в задницу, где им, сопливым детям шелудивых верблюдов, догнать в горах настоящего киммерийца!

— Высокочтимый господин, ты же посылаешь меня на верную смерть! — Слезы катились по щекам мужчины, оставляя следы на грязном смуглом лице.

— Мне кажется, ты еще не понял, что будет, если не согласишься! — Мусаиб бросил суровый взгляд на прикованного на стене человека, руки которого были продеты в кольца, ввернутые в камень.

Чадящие факелы наполняли подземелье угаром, который смешивался с тяжелым запахом сырой земли и мокрого дерева.

— У тебя нет выхода, глупец. — Мусаиб выпрямился в кресле, положив руки на подлокотники. — А если выполнишь то, что я сказал, я щедро тебя награжу.

— Но это невозможно, они убьют меня! — Мужчина рванулся вперед, но кольца не пустили его.

— А ты постарайся уцелеть!

— Нет! Лучше убей меня здесь!

— Какой смелый, — почти ласково проговорил визирь, — посмотрим, как ты сейчас запоешь. Давай ее сюда, — кивнул он человеку в кожаном фартуке, который примостился на деревянной скамье около жаровни с углями.

Палач встал. Он был высокого роста, с длинными, как у обезьяны, руками. Сходство усиливали густые рыжие волосы, покрывавшие его руки, плечи, грудь и выдвинутый вперед подбородок. Череп его, напротив, был чисто выбрит и блестел в свете факелов, словно полированный. Рельефные мускулы этого чудовища еще более подчеркивались скудным освещением. Казалось, они высечены из камня. Палач поклонился визирю в знак того, что понял приказ, и направился к двери. Фартук у него был надет прямо на голое тело, и мощные ягодицы двигались при каждом шаге, словно мельничные жернова, наводя еще больший ужас на прикованного к стене человека.

За дверью послышались какая-то возня, потом сдавленный женский крик. В подземелье вернулся палач, его широкая грудь закрывала от распятого на стене человека то, что происходило сзади. Когда палач подошел к своей скамье, несчастный увидел, что вслед за ним двое стражников тащат под руки женщину, почти потерявшую сознание от ужаса.

— Малика! Нет! — закричал человек у стены и отчаянно рванулся вперед. — Нет! Не делай этого!

— Давай! — кивнул палачу Мусаиб.

Палач, не говоря ни слова, поднялся со своего места и, подойдя к женщине, двумя взмахами огромных лап сорвал с нее одежду. Женщина встрепенулась и громко закричала.

— О нет! Пощади! — Крик прикованного к стене смешался с ее воплем.

Палач тем временем, не обращая внимания на то, что женщина билась в его руках, как пушинку поднес ее к противоположной стене и заученным движением накинул петлю на сомкнутые в запястьях руки. Он дернул прикрепленную к крюку веревку, и женщина взлетела почти под самый потолок, едва не достав кистями балку, через которую была переброшена веревка.

— Пусть повисит пока, — кивнул визирь палачу. — Ну что, смельчак, понял, в чем дело? — обратился он к несчастному, который продолжал биться в кольцах, обезумев от страшного зрелища.

— Да помолчи ты, дурак! — Мусаиб размахнулся и отвесил костлявой рукой удар, попав жертве по носу.

Человек перестал кричать и затих. В наступившей тишине частые капли крови из разбитого носа с мягкими шлепками падали на камень.

— Слушай меня, поганец! — Желваки заходили на впалых щеках визиря. — Я сейчас прикажу этому человеку, — он указал на палача, — взять кнут и хлестать ее по ребрам, пока мясо не слезет с костей, а ты будешь смотреть, как твоя сестра корчится и подыхает. По твоей вине! — заорал он, глядя в глаза жертве. — Сначала она будет кричать, — упивался он своими словами, — а потом замолчит, но он сумеет привести ее в чувство. А ты будешь слушать, пока твои уши не лопнут, ублюдок!

— Хорошо, высокочтимый, я согласен, только не делай этого. — Голова человека упала на грудь, последние силы покинули его.

Палач, внимательно следивший за происходящим, мгновенно очутился рядом и окатил его водой из большого глиняного кувшина. Человек окинул подземелье отсутствующим взглядом и, запинаясь, вымолвил:

— То… Только отпусти мою сестру, господин…

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно потер руки Мусаиб. — А то «не буду, не буду»… Будешь! И все сделаешь! А если нет, — скривил он в зловещей усмешке тонкие губы, — я с ней поступлю, как и обещал. Отвяжи их, — кивнул он палачу. — Потом пришли его ко мне, — добавил он, выходя из подземелья.

На следующий день киммериец спокойно въехал в Шангару с караваном, который шел из Офира. За несколько золотых караванщики дали ему замызганный полосатый халат и повязку на голову, посадили на верблюда, и, когда караван проезжал через Закатные ворота города, на него никто не обратил особого внимания. Распрощавшись со своими спутниками, варвар быстро исчез в бурлящей толпе городского базара. Исчез, конечно, не то слово, потому что он возвышался над остальными чуть ли не на целую голову, но все-таки повязка немного преображала его, а одежда скромного караванщика кое-как скрывала мощные мускулы воина. Многолюдность базара была ему на руку, хотя и приходилось протискиваться сквозь толпы шангарцев, заполнивших просторную площадь. Конан направлялся к тому кварталу, где располагалось убежище беглецов из Замбулы. Рана на ноге все еще слегка побаливала, но на киммерийце все зарастало быстро, как на собаке, да и не стоила эта царапина того, чтобы заострять на ней внимание. Не в первый раз, да и не в последний, скорее всего, храни его боги!