Даниэл Уолмер - Обсидиановый нож

— Богиня?.. — опешил киммериец. — Четыре богини?..

Он усиленно ворочал мозгами, прикидывая, что лучше: одна или четыре, и не лучше ли отказаться сразу от всех. Впрочем, вряд ли ему удастся хоть от чего-нибудь отказаться здесь! Хитрый и уклончивый Жрец опять забубнит, что он будет повелевать и швыряться молниями после Воссоединения. Пожалуй, четыре лучше, чем одна, ибо число это сулит некоторый выбор.

— Что ж, я согласен! — воскликнул Конан. — Конечно, если богини эти не стары и не уродливы. И если меня не будут больше переодевать, мыть и обрызгивать благовониями.

— Разве богини могут быть уродливыми? — укоризненно спросил Жрец. — Они прекрасны! Они вполне достойны тебя, достойны своего божественного супруга. Переодеваться и мыться не надо. Процедура будет очень короткой. Красивейшие и достойнейшие дочери моего народа сгорают от нетерпения, ожидая тебя.

Он негромко хлопнул в ладоши, и тут же, раздвинув тяжелые портьеры, из соседних покоев вышли четыре девушки. Все они были одеты одинаково: в длинные, ниспадающие до пят балахоны из легкой ткани. В отличие от Конана, цвет их был не белый, но светло-голубой. На груди у каждой было тоже вышито золотое солнце с лучами-руками, но меньшего размера. Цвет камней и форма украшений были разными, видимо, чтобы богини хоть как-то отличались друг от друга.

Конан внимательно рассмотрел каждую. Все они были типичными дочерьми Турана — сухощавые, смуглые, с очень черными бровями и волосами цвета воронова крыла, с удлиненным разрезом темных глаз. Самой старшей было лет двадцать пять. В волосах ее прозрачными каплями солнечного заката горели розовые рубины. Высокая грудь вздымалась взволнованно, полные яркие губы подрагивали от робости и радостного нетерпения. Девушка рядом с ней казалась совсем ребенком, не больше пятнадцати лет. Тоненькая, как юное деревце, она переступала с ноги на ногу и часто-часто моргала. Мохнатые ресницы трепетали, как маленькие опахала.

Среди ее украшений преобладали беспечно-голубые аквамарины. Третья невеста, украсившая себя жемчугами, чем-то неуловимым напомнила Конану Рыжую Карелу. То ли улыбкой своей — насмешливой и немного дерзкой, то ли разрезом раскосых глаз с прыгающими в них озорными искрами.

Наконец, последняя отличалась несколько тяжеловесной, чрезмерно правильной, словно выверенной по линейке, красотой. Алмазы оттеняли совершенство этой красоты, но не могли смягчить горделиво-угрюмого выражения лица с поджатыми губами и насупленными бровями.

— Ты был прав, Великий Жрец, все они хороши собой и достойны стать богинями! — заключил Конан, удовлетворившись разглядыванием. — Жаль только, что на них такие же нелепые одеяния, что и на мне. Не могли бы они переодеться во что-нибудь более веселое?

— К сожалению, нет, — ответил Архидалл. — Это священная одежда, и, став богинями, они не могут сменить ее ни на какую другую.

По знаку Жреца Конан поднялся с ковра и остановился напротив четырех девушек. Архидалл соединил его руку с ладонью крайней из них и с торжественным пафосом произнес:

— Юный и Вечный Бог берет в жены прекрасную Сульфиду и нарекает ее своей возлюбленной богиней.

То же самое он проделал с остальными тремя девушками, изменяя лишь имя новобрачной. Процедура и впрямь не отличалась особой сложностью и многословием. Конан мельком подумал, что даже в варварских странах, вроде его родной Киммерии, сочетающиеся браком уделяют этому больше времени и обставляют с большей торжественностью.

— О, вернувшийся Бог! Ты выразил желание осмотреть наш город? — обратился к нему Жрец, покончив с лаконичной церемонией. — Твои жены покажут тебе его. Мне же позволь оставить тебя до завтрашнего утра.

Конан милостивым кивком позволил ему это. Прогуляться по городу в компании четырех девушек, только что очень быстро, безо всяких проволочек, ставших его женами, показалось ему намного предпочтительней, чем слушать величаво-непонятные речи Великого Жреца.

Если б не эскорт солдат, сопровождавших его на расстоянии трех шагов неотлучно, куда бы он ни пошел, настроение киммерийца было бы совсем прекрасным. Девушки угадывали его желания с полуслова-полужеста, они не сводили с его лица восхищенно-преданных глаз и отвечали на все его вопросы почтительно и поспешно. Другое дело, что порой их ответы еще больше нагоняли туман загадочности, вместо того чтобы его рассеять.

Чаще всех на вопросы отвечала Зейла, та самая девушка, бойкая и насмешливая, что напоминала Карелу. Хотя она была не самой красивой из всех — явно уступала угрюмой Сульфиде и юной Айше, — но Конана влекло к ней больше, чем к остальным, и, несомненно, причиной этого было сходство с зеленоглазой предводительницей разбойников. Как-то само собой получилось, что гладковолосая ее головка с жемчужной диадемой очень тонкой работы оказалась возле правого его плеча, и Конан то и дело обнимал девушку и наклонялся к ней, чтобы лучше расслышать ее торопливые пояснения ко всему им увиденному. От внимательных глаз киммерийца не укрылось, что от этих нежностей горделивая Сульфида еще больше помрачнела и сдвинула брови, а пышногрудая Хайола то и дело вздыхала украдкой.

Как поведали Конану, гигантская пирамида-башня строилась несколько столетий, с тех самых пор, как небольшая группа поклоняющихся истинному Богу переселилась на остров с туранского побережья. И она продолжала строиться: год за годом все новые мраморные ступени, каждая следующая уже предыдущей, воздвигались одна над другой. И так будет до тех пор, пока ступень не окажется такой маленькой, что только один человек сможет стоять на ней. Когда это случится, откроются двери на небо, и все жители острова, без исключения, от грудных младенцев до стариков, поднимутся один за другим и переселятся в небесную страну, где никто никогда не болеет и не умирает, где не нужно будет ни работать, ни воевать, ни рожать детей.

Рабов на острове нет. Поэтому строят пирамиду свободные люди, мужчины, но это не слишком утомительно, потому что перемежается иными занятиями: воинской службой, добычей драгоценных металлов, которыми очень богат остров, продажей этих металлов в иных краях, возделыванием садов и огородов и прочими хозяйственными делами. Женщинам работать не полагается. Они воспитывают детей и возносят молитвы Богу. Услышав последнее, Конан не мог не усмехнуться с недоверием:

— Почему же тогда Великий Жрец у вас — мужчина?

— У нас есть и Великая Жрица! — ответила Зейла и, оглянувшись по сторонам, понизила голос: — Но о ней нельзя говорить просто так! И видеть ее нельзя. Благодаря ей Бог никогда не гневается на нас и оберегает от всех врагов. Именно Великая Жрица — конечно, не та, которая у нас сейчас, а ее прапрапрабабушка — когда-то очень давно заставила наш народ погрузиться на корабли и приплыть на этот остров. Она сама указывала путь кораблям. Этот остров — настоящий подарок Бога своему народу: на нем благодатная почва, в которой растет все, что ни посадишь, а в глубине его — стоит только немного потрудиться — металлы, из которых можно выплавить все что угодно, и драгоценные камни, и много чего еще!