Алекс Макдуф - Корона мира

Опять тащить эту лодку на плечах! — безрадостно вымолвил принц Конти. — И как они втаскивали сюда грузы?!

— Вероятно, поднимали на веревках. Не удивлюсь, если наверху мы обнаружим нечто вроде вала для подъема якоря, — предположил Евсевий. — Впрочем, долго подниматься нам не придется. Мы почти у цели.

— В самом деле, — поддержал тарантийца Полагмар. — Не могли же они заставлять путников без надобности одолевать слишком длинный подъем?

— Надобность как раз была, — возразил Сотти. — Если здесь и вправду шла страшная война, такое было выгодно обороняющимся. Хотя ворота внизу столь внушительны, что никаких иных сооружений, на мой взгляд, не нужно.

— А ты бы поближе рассмотрел тех уродов с каменными молотами, — проворчал невежливо Майлдаф, — еще не такого бы нагородил. Впрочем, они все утонули, и ладно. Слава Митре и всем остальным. Пора подниматься. Если тебе, Евсевий, надоест жить, ты еще вернешься в эти края, прочтешь все надписи и станешь знаменитее самого Озимандии.

«Королеву, впрочем, жалко», — вздохнул про себя горец.

— Может, и вернусь, — мечтательно ухмыльнулся аквилонец. — Нехорошо, что не в наших силах запереть те врата и воспрепятствовать проникновению в эти дивные залы невежественных дикарей, в сих местах обитающих, и тем самым спасти их от поругания и разграбления.

— Кого, месьор? Дикарей? — осведомился Мегисту.

— О, нет, мой друг. Не этих несчастных, не ведающих света Митры, но то прекрасное, что скрывают теснины подземные.

Евсевий явно волновался, если даже с кушитом заговорил столь витиевато.

— Но ждать нового отлива мы не можем, — провозгласил он, взяв себя в руки. — Посему путь наш — вперед!

Вытащить из воды лодку и перегрузить на себя имущество было делом нехитрым, к тому же Бриан Майлдаф теперь делил груз вместе со всеми.

Отряжать кого-либо на охрану представлялось бессмыслицей.

Восхождение началось, но не поднялись они и на два локтя вверх, как Майлдаф, оглянувшийся напоследок на покачивающийся на тихой ряби мокрый паланкин с мыслью о том, что его-то они осмотреть забыли, увидел, как из-под занавески показалась та самая маленькая белая ручка и слегка отвела ткань в сторону. В открывшейся щелке блеснул испуганно-любопытный женский глаз.

— Погодите! — рявкнул горец и, не дожидаясь, пока остальные опустят вельбер с плеч, бросился вниз. Шторка мгновенно задернулась, но с помощью такой детской хитрости провести Майлдафа было затруднительно.

Сбежав на нижнюю ступеньку, горец ухватил за жердь отплывший было от лестницы паланкин и, отдернув шторку, изогнулся в неком подобии дворцового поклона:

— Пожалуйте, моя госпожа!

Шестеро спутников взирали на Бриана с удивлением, но с еще большим удивлением посмотрели они, когда из палатки осторожно и боязливо на ступеньку выбралась… невысокого роста миловидная особа и остановилась, нервно теребя в пальцах длинную нитку бус и опасливо глядя на возвышавшегося над нею Майлдафа. В то же время ей удавалось сохранять столь величественную осанку и держаться столь независимо, что у Бриана не осталось сомнений: перед ним была королева.

— Ее величество королева Народа Холмов! — объявил горец и про себя подумал: «Пожалуй, таким идиотом я не выглядел ни разу в моей многотрудной, полной лишений жизни».

Королева, впрочем, оказалась весьма подходящая. Это была молодая женщина. Даже, скорее, девушка, ростом не менее пяти с четвертью локтей, что, разумеется, значительно уступало росту самого Майлдафа, но для Народа Холмов считалось ростом гораздо выше среднего.

Длинные волнистые белые волосы, перехваченные ленточкой, составленной из нитей жемчуга с крупным рубином посредине, ниспадали на округлые плечи, очаровательную маленькую тугую грудь и прямую гибкую спину.

Лицо королевы было скорее обаятельным и миловидным, нежели красивым: маленький вздернутый носик, коралловые пухленькие губки, по-детски нежные бледные щеки, высокий чистый лоб, пересеченный первой робкой морщинкой, острый подбородок.

Но девочкой королева отнюдь не выглядела: видя, что дурных намерений люди пока не выказывают, она перестала бояться, и большие ярко-голубые слегка удлиненные, как у всех Людей Холмов, глаза ее теперь смотрели гордо и даже надменно, с вызовом.

Тонкие белесые брови повелительницы гор слегка хмурились.

Итак, черты лица ее нельзя было определить как совершенные, тонкие или точеные, нельзя было назвать их и благородными, но обаяние и свежесть молодости пребывали с нею, к тому же лицо это, несомненно, должно было определить как незаурядное, чему причиной, очевидно, служили способности и суровый характер королевы.

Одета она была в длинное и, разумеется, зеленое платье с золотистым пояском на тонкой талии, палантином и узким лифом на шнуровке. Рукава платья имели разрез до локтя, и из-под платья выглядывало другое, нижнее, глубокого темно-синего цвета. Стройные маленькие ножки были обуты в аккуратные кожаные востроносые сапоги с вышивкой и меховой оторочкой. Жаль только, что подол и сапожки насквозь промокли.

Конечно, не обошлось без украшений: в ушах посверкивали небольшие серебряные серьги тонкой скани, запястья украшали легкие золотые браслеты, витые из трех колец, а на шее, помимо нитки бирюзовых бус, которые перебирала тонкими холеными пальчиками королева, покоилось золотое ожерелье с вкрапленными в него опалами, выполненное как переплетение листьев.

— Занятная дама, — усмехнулся Евсевий.

— Весьма недурна собой, — добавил Сотти.

— Мы возьмем ее с собой? — деланно равнодушно спросил Конти.

— Полагаю, месьор Майлдаф это уже решил, — заметил Полагмар.

— Ее нельзя брать с собой. — Альфонсо стоял выше всех, высоко подняв факел и опасаясь подойти к королеве ближе, нежели на десять ступеней. Он был по-прежнему угрюм и бледен. — Она ведьма. Нам не будет удачи, если мы возьмем ее с собой. Утопите ее или оставьте здесь. Она ведьма: выберется, если захочет.

Почувствовав, что этот высокий жилистый человек, видом явно слуга, относится к ней враждебно, но в то же время побаивается, женщина метнула на него уничтожающий взгляд и сказала что-то лаконичное, но резкое и, должно быть, нелицеприятное на своем непонятном языке. Голос у нее оказался звонкий, насмешливый, переливчатый и музыкальный.

Альфонсо, позабыв про свою силу и недюжинное боевое умение, шарахнулся назад, будто ему в лицо бросилась ядовитейшая змея, едва не свалившись с лестницы, благо внизу была вода.

— Она сказала заклинание! — с убежденностью выдохнул Альфонсо. — Ее надо убить!

Евсевий было собирался пустить а ход уговоры, дабы избегнуть ссоры, могущей вспыхнуть из-за пылкости Конти, горячности Майлдафа и холодной жестокости Сотти по отношению к простолюдинам, но его неожиданно предупредил Мегисту.