Алекс Макдуф - Корона мира

Кушит, обернувшись к Альфонсо сверкая глазами, зашипел на него, как будто обличал в смертном грехе:

— Альфонсо, вспомни, что говорил тебе Гонзало. Не вздумай брать на корабль женщину! Но уж если она на нем оказалась, не вздумай выкинуть ее эа борт!

— Сама утонет, — вполголоса заметил Сотти.

Морские духи в женском обличье не простят тебе этого! Помнишь?! — продолжал Мегисту.

Помню, — мужественно произнес Альфонсо, поднимаясь и выпрямляясь, будто кол проглотил. — Но пусть она держится подальше от меня.

— Какие нелепые суеверия! — приглушенно воскликнул Конти.

— Этим суевериям следует король Конан, — мягко, но убедительно выговорил Евсевий. — И пока еще не жалел об этом.

— Мы идем, — объявил ученый громко. — Бриан, сопроводи даму. Похоже, вы нашли общий язык.

— С превеликою охотою, — ответствовал горец. — Языка я не понимаю, и боюсь что его не понимаешь даже ты. Но, похоже, Альфонсо было сказано: «Пошел вон, болван!»

— Это, без сомнения, наиболее страшное заклинание, какое может услышать мужчина от женщины! — расхохотался Евсевий.

— Моя госпожа, не угодно ли вам будет проследовать вверх по сей… — Майлдаф задумался, подбирая какое-нибудь изысканное выражение, долженствующее заменить вульгарное слово «лестница», но не нашел. — Лестнице, — закончил он.

Чтобы как-то пояснить свои слова, он сделал приглашающий жест. Вероятно, Народ Холмов растерял еще не всю память о придворном этикете, поскольку королева несколько брезгливо, подчеркивая всем своим видом вынужденность подобных действий, возложила свою изящную ручку на загорелую, жилистую, покрытую рубцами и царапинами и не слишком чистую клешню Майлдафа, указующую направление, и повернула голову с выражением недоумения по поводу столь продолжительного ожидания. Как ни был Бриан простоват, но посмотреть на придворную жизнь он успел, да и потанцевать на лугу на праздниках в Темре он случая не упускал. Хотя в первое мгновение он растерялся, последующие его действия даже Евсевий не мог не признать довольно галантными, ибо горец провел под руку королеву Народа Холмов по всем тем ступеням, что разделяли паланкин и спутников Майлдафа.

— Это месьор Евсевий, Хранитель Архива Дорожных Карт Аквилонского королевства, — представил он импозантного чернобородого аквилонца. — Это Конти, принц аргосский. Это градоначальник Мерано, Сотти, А это барон Полагмар из Гандерланда.

Все представленные месьоры не преминули поклониться и вежливо, но со значением посмотреть в глаза даме. Королева в окружении семи мужчин, каждый ростом, выше обыкновенного, выглядела довольно умилительно, но это придавало зрелищу дополнительное очарование.

«Пресветлый Митра! — подумал Евсевий. — Как нелепа, уморительна, но сколь и прелестна тем самым эта сцена: в пещере, едва не утонув и не будучи растерзаны чудищами, мы имеем честь быть представлены какой-то смазливой девице, этих чудищ возглавляющей. Притом представляет нас пастух из Темры, который держит эту девицу под руку, именуя ее королевой. И все это притом, что жизнь наша подвергается опасности каждое мгновение. Впрочем, как говорит тот же пастух, должно же мне как-то развлекаться?»

— А это королева Народа Холмов, э-э-э… госпожа, не соизволите ли вы назвать нам свое имя?

В ответ она высвободила руку и повелительно указала на самого Майлдафа, после чего изрекла нечто вопросительное.

Горец выпрямился, приложил ладонь к груди и молвил горделиво:

— Бриан.

Королева благосклонно кивнула, после чего также приложила руку к груди и молвила:

— Итрун.

— Теперь она неприкосновенна, — сказал Мегисту. — Она назвала имя.

Путь наверх занял, вопреки предположениям, добрых два фарсинта. Королева Итрун величаво отказалась от дальнейшего сопровождения и поднималась сама. Альфонсо временами опасливо посматривал на нее и что-то бубнил себе под нос, должно быть, позабытые за годы блужданий по морю молитвы, а может, старинные деревенские заговоры против нечисти.

Какое же разочарование ожидало их наверху! Широкая площадка, на которой, как и предугадал Евсевий, размещалась пара огромных валов и ворот для подъема грузов, не имела никаких иных выходов, кроме двух. Один, коим они сюда поднялись, то есть лестницу, и второй — массивные металлические ворота с богатым кованым узором и без всяких видимых приспособлений, чтобы их открыть.

— И что дальше? — спросил Альфонсо, угадав мысли остальных.

Все взгляды обратились на Евсевия.

— Не знаю, — просто ответил аквилонец. — Пока мы отдохнем. Здесь тепло, поскольку это самый верх шахты, а вода нас не зальет. Прилив исчерпал свою мощь. Я же подумаю.

Думал Евсевий долго. Они успели поесть и даже вздремнуть, а ученый все сидел у внутренних врат города гномов и размышлял. Иногда он поднимался, пытался нащупать какие-нибудь рычаги, спускался вниз по лестнице и пробовал читать письмена, карабкался на ворота, цепляясь за украшения. Ничего не помогало. Он пробовал заговорить с Итрун, но королева отвечала холодно и независимо, и было понятно, что она не понимает ни слова. Не понимал и Евсевий.

Наконец тарантиец, в шестой или седьмой раз возвратившись из путешествия вниз по лестнице, знаком показал, чтобы все слушали его. Вид у Евсевия был удрученный, что крайне обеспокоило Майлдафа: никогда прежде Евсевий не выглядел столь потерянным.

— Я изучил письмена, — устало выговорил он, и в голосе его звучала глухая безнадежность. — Там говорится, что врата открываются до смешного просто — словом. Это даже не заклинание, а просто слово. Но какое — этого там не сказано. Существуют тысячи и тысячи слов, и даже на хайборийских языках никто не перечислит всех, разве только Черный дракон Диармайда. На языке же гномов я не знаю ни единого слова. Их надписи выполнены на древнем наречии, похожем на язык атлантов, но их собственные знаки — полная загадка и неизвестность. Даже если искомое слово и есть в том древнем языке, письмена коего я понимаю, все равно я не знаю, как он звучал. Письмена говорят, что ключ к разгадке находится на камне, но на каком? Вероятно, был еще один камень, но мы или не заметили его, или он утрачен, или погребен где-то здесь, под водой. Что ж, если так, то нам следует ждать нового большого отлива, а это будет куда как не скоро. Вот и все.

Евсевий опустился на пол перед воротами и уставился в пространство прямо перед собой невидящим взглядом.

— Я же говорил, что ее нужно убить, — мрачно буркнул Альфонсо. — Вот она и принесла нам несчастье.

— Не мели языком! — рявкнул Майлдаф. — Еще неизвестно, какие у них были намерения! Может, они просто желали прогуляться с нами в этот город. Поверили нам и утонули. Хорошо, хоть Итрун спасли. Может, у них тут какая-то древняя святыня вроде гробницы благочестивого Диармайда, и они пять тысяч лет мечтали на нее взглянуть! — продолжал он, распаляясь. — Да при чем тут Итрун, когда всему виной гномы, нагородившие столько замков, что и Служителям Дол Улада не снилось, чтобы закупорить свой дурацкий Габилгатол…