Алекс Макдуф - Корона мира

Он не был красив, но довольно хорош собой. Худощавый, с лицом несколько удлиненным, с большим узким носом, широким и высоким лбом, прямыми густыми бровями, немного насупленными и суровыми. Голубые глаза смотрели открыто, но не наивно, в этом взгляде ощущались опыт и воля. Бледные чувственные губы плотно сжаты, подбородок тверд. Во всем облике его были решительность, внутренняя сила и одухотворенность, свойственная натурам незаурядным во всех проявлениях.

— Это богатое поместье какого-то крупного торговца, почти крепость. Стены высотой в четыре локтя, двое ворот, башни — снаружи как будто дом где-нибудь в Туране. А внутри — меня пустили сюда попеть — большой внутренний двор, фонтан, павлины, леопард в клетке. Главного хозяина я не видел, были только его гости и управляющий — толстый бородатый шемит.

— А гости? — поинтересовалась Этайн.

— К величайшему моему сожалению, я не наблюдал за ними подробно. Это обыкновенные аргосские купцы, еще один был, кажется, из Кордавы, и два шемита. Это если не считать служанок, телохранителей и танцовщиц — вот уж собрание со всего материка! Но чем я могу вам помочь? Ничего более я сообщить не могу. Я переночевал на конюшне, и этот добрый молчун попросил меня следовать за ним, когда я совсем собрался уходить. И вот я здесь.

— Как вас зовут, благородный юноша? — спросила графиня.

— Меццо из Мерано, — был ответ. Все это время он продолжал наигрывать, и хоть в чистом небе вовсю сияло солнце, казалось, лютня говорит со звездами аргосской ночи на их звездном языке.

— Месьор Меццо, моя просьба, боюсь, для вас может быть невыполнима, но все же, если не вы сами, то найдите человека, кто сможет ее выполнить.

— Я обещаю сделать все, что бы вы ни попросили, — твердо отвечал Меццо.

— Речь идет не только о моей жизни, — начала графиня. — Я не могу посвятить вас во все тонкости — я и сама знаю мало, но постарайтесь добраться до Тарантии. Я аквилонская графиня. Идите прямо в королевский дворец, скажите, что у вас есть сведения для месьора Тэн И. Это кхитаец. Вам ответят, что его нет, и он действительно в отъезде. Но вы попросите, чтобы вас сопроводили к его помощнику, ибо у вас есть сведения о графине Этайн Мабидан. Вам поверят, поскольку сейчас я отдам вам мой перстень. Больше ничего не надо делать. Расскажите обо всем, что видели своими глазами, и передайте то, что слышали сейчас от меня. Если вы не можете добраться до Тарантии, то сообщите обо всем этом аквилонскому послу в Мессантии, прошу вас. Я сознаю, что подвергаю вашу жизнь опасности, но иной возможности у меня нет!

— Я выполню все, что вы просите, — еще раз повторил Меццо и взглянул на окна, надеясь увидеть хотя бы ее лицо. Увы, это было невозможно.

— Как я получу перстень?

— Очень просто. Мой друг, — обратилась Этайн к слуге, и он понял это. — Если я передам тебе перстень, Меццо сможет получить его сегодня? А я тебе спою!

Гигант ухмыльнулся и махнул огромной рукой в знак согласия. Потом, заметив что-то на стене, приложил палец к губам, тронул Меццо за плечо, отчего тот едва не свалился в ручей, но удержал юношу от падения, и они вместе исчезли в зарослях. Звуки лютни Меццо, конечно, стихли, но Этайн поспешно вернулась к своей, и музыка не смолкла.

Этайн лишилась всех бывших с нею на момент похищения украшений. Шаг похитителей был верен: она ничего не сможет передать на волю, чтобы дать знать о себе. Но перстень, подаренный скромным месьором Тэн И, имел хитрость. Он сидел на пальчике графини столь плотно, что, казалось, снять его можно только с вместе с пальцем. Распиливать же его можно было долго даже алмазной пилкой: металл, а это была платина, содержал в себе мелкие алмазы, и миновать их пилка не могла. К тому же распиливать кольцо на пальце значило повредить палец, а портить товар похитители пока не могли себе позволить.

Перстень имел замок, для открытия коего нужно было составить определенную комбинацию из яшмовых зернышек, укрепленных по краю печатки. Зернышки имели форму четырехгранной пирамиды, и каждая грань имела свой цвет. Эти маленькие пирамидки могли вращаться и закрепляться в положении, когда одна из граней, доступных взгляду — основанием пирамида прилегала к печатке, — была обращена кверху. При искомом сочетании цветов обращенных кверху граней замок открывался, кольцо размыкалось, перстень можно было снять. В этом перстне был заточен сильнейший яд, но он, увы, не мог помочь Этайн теперь, а вот сам перстень… Второго такого не было. Тэн И оправдывал репутацию большого ценителя редкостей. Не узнать эту вещицу помощник Тэн И — месьор Кангюй, как ни странно, гирканец — не мог.

Слуга появился ко времени обеда и спокойно принял перстень. Когда он пришел вечером, Этайн, опасаясь, что их могут подслушать, посмотрела на него с такой мольбой и надеждой, что чернокожий атлет не мог ее не понять. Он утвердительно кивнул: Меццо получил перстень и ушел.

Теперь Этайн оставалось только ждать

Вельбер покачивался в шахте у одной из ступенек лестницы. Если вода и прибывала еще, то очень медленно. Лестница поднималась вверх, теряясь где-то в потемках. Она была изготовлена из белого мрамора, перила — из того же серебристого металла, что и ворота. Стены шахты покрывала мозаика, но, в отличие от обычной хайборийской мозаики, маленькие плитки были словно облиты некой тонкой и твердой прозрачной массой, походившей на стекло. Огонь факела отражался в ней зыбким отсветом, будто некий светоч сиял из глубины, таящейся за прозрачной гранью, где уже не внутри, но вокруг стеклянного столба вилась лестница из белого мрамора и покачивалась на черной воде изогнутая кренделем лодка с людьми. Черное зеркало воды тоже отражало все то, чего достигал свет их слабого, как надежда, источника, и белый ступенчатый винт в окружении мерцающих стен погружался в бездонные глубины, и люди в лодке висели там вниз головой.

По стенам пестрели картины каких-то давних событий — а может, то была просто фантазия тогдашних живописцев? — и вились длиннейшие из когда-либо виденных в мире гирлянды письменных знаков. У Евсевия разгорелись глаза и перехватило дыхание.

— Если бы у меня был пергамент…

Слава Митре, что его у тебя нет, — отозвался Майлдаф, выбираясь наконец из воды и первым всходя на лестницу. — Ничего, твердая, — весомо заявил он, попробовав мрамор на прочность босой ногой. — Хотя пергамент был бы хорош для растопки: я замерз, пусть вода и не слишком холодна.

— Любезный Евсевий, ты провел бы здесь все оставшиеся годы жизни, читая эти повести, — заметил Сотти, — при этом обходился бы без света, еды и тепла. Но для нас подобное затруднительно.

— Пора выбираться наверх и поднимать вельбер, — подвел итог Альфонсо.