Блэйд Хок - Дар Крома

Нинус отошел к стеллажам и вернулся с обычным деревянным плотницким ящиком, в багровых разводах и положил его на грудь Валентиусу и начал выкладывать инструменты:

— Гляди граф, вот этим, — он для наглядности пощелкал в воздухе мощными иззубренными щипцами, — я развязал язык самому Орейну, бывшему помощнику Короля Воров Бельверуса. А вот этим, — он продемонстрировал небольшой широкий нож, — я снял восемь ярдов ремней с груди того ублюдка, который убил дочку нашего славного короля. Правда, он все равно не признался, но это мелочи. Слышал бы ты граф, как он верещал, когда свое отражение увидел…

Нинус засмеялся в голос, писец Мэглир его поддержал.

— Эй, Нинус, помнишь того ублюдка, которого ты заставил проглотить живую стигийскую змею?

Нинус сполз на пол от смеха.

— Помню!

— А у тебя грибов не осталось, что прям сквозь тело прорастали? Знатное зрелище было, я, когда в кабаке друзьям рассказал, так все как один облевались!

— Да эвон растут, — он кивнул на святящиеся призрачным зеленым светом грибы. — Я их на отпиленную ногу барона Тотти посадил, ну помнишь, душителем оказался, а растет, глянь как хорошо. Только близко не подходи, а то споры вдохнешь.

Вдоволь насмеявшись, он обратился к графу:

— К сожалению, уважаемый граф у нас нет времени на подобные вещи, потому у тебя простой выбор. Или ты говоришь имена своих дружков-изменников. Или я тебя определю в клетку вон с тем гулем. Только это не те гули, про которых ты в книжках всяких книжников, крепко сидящих на черном лотосе читал: вроде как гуль — это чуть ли не человек, редкой красоты и очарования. Не знаю сколько надо лотоса употреблять, чтоб в этой твари красавицу увидеть. Обычно бывает наоборот, как раз в красавице гуль и живет, и только после свадьбы вылазит. Ловко я сказал, да Мэглир? Эх талант пропадает, мне бы книги писать романтические… любовь-морковь, то да се. Ну да ладно.

Я тебе, граф, про натуральных зверей говорю, с когтями и клыками, которые людей любят только в одном виде — сыром. И никакой романтики. Хотя…

— Ариман! — Нинус обратился к чему-то в клетке с толстыми прутьями в руку толщиной. — Спит негодяй. Ща мы его разбудим! — Он с энтузиазмом схватил алебарду со стойки возле стены, на которой аккуратно стояли фальшионы и топоры, и просунул ее между прутьями.

— Ариман! Просыпайся зверушка! — приговаривал немедиец, продолжая орудовать алебардой в клетке, из которой несло сладковатым запахом разложения.

От злобного воя у Нинуса заложило ухо, и он выдернул откушенный обрубок алебарды из клетки.

— Вот паразит! Отгрыз таки! Глянь, какой красавец! Знакомься граф, это Ариман, наш гуль! Ариман — это господин граф. Ты ему понравился! — обрадовано сказал он бледному как снег Валентиусу.

Костлявая мерзкая рука пожирателя человеческого мяса выскочила из клетки, тщетно пытаясь достать палача.

Глаза графа вылезли из орбит, все тело покрылось холодным потом.

— Мэглир, смотайся к королевскому магу, пусть нам что-нибудь типа приворота даст.

— Зачем это?

— Дадим Ариману глотнуть, а потом в клетку графа запустим! — заржал громко Нинус и выдернул кляп. — Эй, граф, как насчет искренности с нами, не передумал? Расскажешь что-нибудь интересное о своих уважаемых друзьях?

Граф Валентиус судорожно закивал головой.

— Вот и хорошо. Мэглир, запиши, что он скажет.

— Что тут у нас со вторым? — палач, щурясь, разобрал: «немедиец Моред, нападение на аквилонских послов…» — Посмотрим сейчас на неудавшегося грабителя, — и небрежно сорвал мешок с головы.

— Коплатый, ты что ли?! — радостно приветствовал связанного грабителя Нинус. — Да какой с тебя к Нергалу Моред? Не, не заслуживаешь ты такого имени, — он похлопал его по грязной щеке. — Давно ты у нас не был, я уже скучать стал! Сколько лет то прошло с того дня, как я познакомил тебя с кандалами и отправил на каторгу? Ты сбежал или тебя выпустили?

— Господин Нинус, не виноватый я…

— Надо же! Кто бы сомневался, — палач засмеялся. — Мэглир! Ты с графом закончил? Жми сюда, тут наш старый друг.

— Вот уж не ожидал, я думал ты, Коплатый уже помер, например, голову расшиб, поскользнувшись на конском дерьме, или еще что-то героическое. Чего в этот раз натворил?

— Шел себе по улице со своими дружками, никого не трогал…

— То-то я и смотрю, что ты один живой остался, а остальных семерых, что рядом шли уже Нергал пытает.

— Привет Коплатый, где пропадал? — поздоровался писец.

— Мэглир, представь, вот это отродье напало на аквилонских послов. Знаешь, Коплатый, с одной стороны я твой поступок уважаю, ибо этих спесивых тарантийских собак никто не любит, с другой — смерть этого расфуфыренного ублюдка, посла, могла привести к очередной стычке между Немедией и Аквилонией.

— Да хтож знал? — грабитель едва не плакал.

— Так ты, похоже, вступил в шайку таких же дегенератов, как и ты сам. Я тобой горжусь — засмеялся Нинус. Ты случайно в главари не решил податься при своем безграничном уме?

Коплатый лишь горестно вздохнул.

— Значит так, колись, кто тебе заплатил за разжигание войны между нашими дружескими державами!

— Как хто? Какая война?!

— Мда, тяжко с тобой, Ариман посообразительней тебя будет. Кстати ты с ним знаком?

Коплатый судорожно затрясся и захлопал губами как рыба, вытащенная на берег.

— Сколько эмоций, хоть головой кивни, невежа.

Тот судорожно затряс башкой.

— Знаком господин Нинус, не надо меня ему отдавать. Я слышал, что вы ему Олафа-бумагомараку скормили, после того как ногти повыдирали, уши отрезали, зубы оселком постачивали, и обе ноги отрезали…

— Дурак ты, Коплатый и таких же дураков слушаешь. Не стачивал я Олафу зубы, да и ногти не выдирал. Он серого лотоса столько курил-нюхал, когда свои гнусные россказни о королевской семье писал, что и вырванного языка наверно бы не заметил, какие уж тут ногти. Я его ноги в клетку с Ариманом просунул, да и все. Он их чуток и погрыз, правда, когда я Олафа вытащил, там на костях уже и мяса не было, да и кости не то чтобы все остались. Помню, этот кретин все никак не верил что гуль — это вот такая страхолюдная тварь, а не стройная сочная баба с красивой мордашкой, как в его балладах. Да и уши я не отрезал — их тоже Ариман отгрыз. Я Олафа головой к Ариману запихал, чтобы проверить правду ли он сказал, когда гуль ему ноги грыз. По-моему на ушах тогда этот бумагомарака и пришел в себя, говорят, в последний раз он был в таком, ну, нормальном состоянии чуть ли не десять лет назад. Короче любит, понимаешь ли, под настроение Ариман людские уши пожевать, ну как ты сам под пивко копченные свиные уши жрешь. Что-то я проголодался. Мэглир перекусить не хочешь? Вроде час назад жрал, а будто с утра не ел…