Блэйд Хок - Дар Крома

— Что слышно-то в Пограничье?

— Да как обычно, режут друг друга бароны, — ответил Орм.

— Поговаривают, оборотни там завелись, — нехотя буркнул Ларг.

Ангир едва сдержался, чтобы не засмеяться. Оборотни такая же выдумка, как и подгорные карлики или вампиры, которым место только в сказках — в глаза никто никогда не видел, но зато очень многие слышали. Этим летом по Пограничью прокатилась волна жестоких убийств, но как оказалось, это была банда грабителей, ограбивших караван с контрабандным серым лотосом. Курили его до одури, а потом в своих же грезах кем только не были. Бароны и таны в кои то веки смогли договориться и в первую же седмицу всех «оборотней» выловили, половину торжественно посадили на кол, другую половину к радости всех присутствующих, затоптал Королевский бык. Бароны отмечали сие событие две недели, на исходе второй снова перегрызлись и расползлись по своим «крепостям», больше напоминающие свинарники, обнесенные стеной.

Похоже, ничего нового в Пограничье не происходит, это ему только на руку.

…Ангир вернулся к себе в комнату, и с наслаждением вытянулся на кровати.

Только боссонец погрузился в дрему, как в дверь кто-то поскребся, вытащив из сапога клинок, Ангир тихо прошел к двери, распахнул ее наполовину, так чтобы стучавший не мог увидеть кинжала. На пороге стояла закутанная женская фигура.

— Чего тебе? — сказал Анигр, узнав дочь трактирщика. Как причудлива все-таки природа, отец — страхолюдный, как стигийская мумия, а дочурка вполне ничего…

Привстав на цыпочки она обвила руками шею боссонца и впилась жаркими сочными устами в его губы. «Похоже, выспаться мне сегодня не придется» заметила та часть боссонца, которая не была занята.

Распахнув утром ставни, боссонец вдохнул свежий морозный воздух. «Не понять южанам всей прелести Севера…» Его размышления прервал глухой стук копыт по утоптанному снегу. Внизу проехал всадник по направлению к невеликому базару. Черные доспехи, шипастые наручи на руках, белые, как молоко волосы, в руке — моргенштерн. Вот и знакомые начали появляться. «Эх, знал бы я раньше, что гиперборей объявится, лежать бы ему с арбалетной стрелой в горле… Здешние крыши просто мечта для стрелка, зданий много, места — мало, вот и получился своеобразный лабиринт среди труб и чердаков. Совсем как тогда в Ианте, трех арбалетчиков на крыше за глаза хватило для засады на баронессу Эстерду. Тогда целая неделя ушла на запоминание бесчисленных ходов и лазеек. Обленившаяся охрана и не подозревала, что можно убить человека прямо на выезде из главных ворот дворца. Ну да ладно — еще не последний раз видимся. Дорога длинная, где-нибудь еще встретимся. Терять время и сидеть в засаде желания не было. Гиперборей наверняка захочет отдохнуть и пополнить припасы, и сможет появиться снова на дороге не раньше обеда» — на этом размышления Ангир и закончил. Оделся, забрал немудреные пожитки, окинул взглядом комнату, на миг взгляд задержался на выглядывающей из-под мехового одеяла голове девушки, и вышел из комнаты, накинув глубокий капюшон на голову.

Через час копыта гнедого уже стучали по едва заметной дороге, ведущей на Север.

Один раз боссонцу повезло наткнуться на сгоревший день или два назад замок какого-то тана. Почерневшие балки поваленной крыши смотрели в небо, стены покрывал слой сажи, ну а на трупах, как обычно сидело воронье. Жизнь, как говорят философы, во всей своей неприглядности. «Везде где есть люди, они найдут повод убивать себе подобных. А пока у них будет этот повод — такие как я, без работы не останутся», — подумалось Ангиру.

Дни убегали одни за одним. Дорога, костер, еда, дорога, костер, еда, ночевка… Боссонец старался держаться ближе к горам а, найдя относительно не засыпанную снегом дорогу и вовсе, ехал под сенью величественных скал.

На пятый день Ангиру не повезло, конечно, он слышал, что иногда местные охотники настораживают на таких тропах ловушки, но что сам угодит в нее…

Белую веревку, натянутую поперек тропы, боссонец не заметил. Гнедой жеребец и привел в действие настороженную ловушку. Длинная тяжелая стрела с широким наконечником пробила горло гнедого и остановилась лишь на нагрудной пластине доспеха наемника. Наконечник оказался перекаленным и тут же лопнул. Ангир успел соскочить с судорожно бьющегося жеребца и сам не пострадал. Вздохнув, асассин прервал мучения смертельно раненного животного ударом меча. Повертел в руках потемневшую от крови стрелу: на осколке наконечника выбит странный символ. «Как будто круг переплетен с семилучевой звездой… никогда раньше не видел такого. Да и почему стрела прошла так высоко? Обычно охотники настораживают такие ловушки гораздо ниже, чтобы стрела попадала прямо в грудь» — размышлял Ангир. «Ну да ладно, теперь уже ничего не вернешь…».

Сорок-сорок пять миль по снегу до перевала могли свести на нет его возможное преимущество во времени. Ангир развернул карту и вгляделся в желтоватый пергамент с тонкими красными линиями. Если получиться перейти через горы сразу, не доходя до тракта на Киммерию, он может сэкономить немало времени.

Боссонец быстро отобрал самое необходимое: две вместительных серебряных фляжки, несколько больших ломтей копченого мяса, лепешки из черного хлеба, сухари, два фунта сыра, десяток горстей сухих фруктов и грибов перекочевали из седельных сумок в походный мешок. Туда же поместились три вертела, бронзовая кружка на пол-пинты, несколько чистых тряпиц, мешочки с солью и перцем, небольшой топорик в чехле, огниво и кремень. Сверху на мешок асассин приторочил сыромятными ремнями сложенное одеяло из заячьих шкурок, и арбалет. В горах может просто не хватить времени зарядить его, от засады зверя или лихих людей он все равно не поможет, а идти с заряженным оружием на руках днями напролет будет только полный идиот. В таких условиях тетива на редкость быстро испортиться, а дуга так вообще может лопнуть. Чтобы вывести человека или зверя из строя на короткой дистанции ему хватит и метательных ножей. Гильдеец покачал на руке свое барахло, оценивая вес…

«Фунтов двадцать-двадцать пять. Хорошо, что арбалет с деревянной дугой, была бы стальная — ноша бы весила больше почти на треть».

Ангир в силу природной бережливости припрятал седло и упряжь неподалеку в расщелине, походный шатер отправился туда же, не колеблясь, боссонец положил в седельные сумки два фунта сухарей, метательный нож, десяток серебряных монет, и сумки заняли свое место в тайнике. Сверху накрыл попоной лошади и только потом старательно завалил камнями потяжелее. Над завалом боссонец выцарапал руну Тейвас.

Жизнь — переменчивая штука, кто знает, что будет завтра. Вряд ли он еще сюда вернется, но не бросать же снаряжение и имущество просто так?