Ольга Григорьева - Берсерк

Я опустил руки. Да, я обещал…

– Может, еще не поздно, – осмелевший грек приподнялся на локтях, – корабли ярла Хакона должны уйти этой ночью.

Двенадцать кораблей. Больших кораблей, гораздо больше нашей «Акулы»…

Я повернулся и, сдерживая кашель, быстро зашагал к берегу. Хакон не простит мне правды, но еще есть время рассказать воинам о его подлых замыслах! Он обещал им викингский поход, но вряд ли предупредил, что это будет поход против недавних друзей!

– Погоди, – Тюрк засеменил сзади, – погоди… А моя свобода?! Твое слово?!

– Да иди ты! – не оборачиваясь, со злостью выкрикнул я. – Иди! На кой ляд мне такой раб?! Иди и сдохни свободным…

– Благодарю, – пискнул Тюрк и пропал во тьме. Он был не глупее своего бывшего хозяина и недаром сбежал столь поспешно – на берегу я никого не застал. Ни ярла, ни его кораблей… Хитрец Хакон уже ушел в погоню за своим лучшим другом…

Я не стал искать Тюрка или в бессильной ярости метаться по пустынному берегу, а просто стоял и смотрел на море. Где-то там в темноте плыли на свой последний бой мои друзья и мой непобедимый отец. А за ними бесшумными тенями смерти скользили по волнам большие корабли норвежского ярла…

Тюрк исчез с той самой ночи, когда корабли Хакона пустились в погоню за Золотым. Как и куда ушел бывший раб, мне было все равно. Смерти заслуживал не он, а его прежний хозяин, коварный Хакон-ярл. Теперь я насквозь видел хитроумную паутину его лжи и понимал в ней каждый узелок. Хакон сумел стравить самых влиятельных нормандских вождей. От двоих он уже избавился, остался лишь Синезубый. Пока еще он нужен. Без его помощи ярлу не одолеть старую Гуннхильд и ее оставшихся в живых сыновей и не получить Норвегии. Конунг данов легко поддался на его посулы, но вряд ли Хакон выполнит обещанное и отдаст Норвегию под власть датского конунга. Там, на севере, у ярла так много влиятельных друзей, и, когда все дети Гуннхильд будут мертвы, Синезубого погонят с норвежских земель, как паршивую овцу из стада. И первым, кто откажется платить ему подати, будет Хакон-ярл! Норвежец все предусмотрел и ошибся лишь со мной. Он зря подарил мне такого умного раба. Тот выменял собственную свободу на мою жизнь, и теперь ярл никогда не получит желаемого! Если вопреки моим мольбам пенногрудая Ран Похитителдьница еще не утащила его в подводный дворец своего мужа, морского великана Эгира [54], значит, убить его предстоит мне!

И я ждал. Нет, я не сидел на берегу и не вглядывался в туманную даль, а упрямо изо дня в день возвращал себе былую сноровку. Теперь-то и пригодилась наука старого Ульфа. Понемногу мои руки обрели прежнюю твердость, а колени перестали дрожать после нескольких быстрых шагов. Когда становилось совсем невмоготу и боль овладевала и телом, и разумом – спасали грибы Одина. Я доставал их из мешочка, размачивал в воде и слизывал с ладони. Этого хватало, чтоб вновь почувствовать себя могучим, сильным и злым полузверем. Только кашель еще донимал внезапными приступами и не позволял отрешиться от тела…

Хакон вернулся рано утром. Его заметили пастухи. Они подняли на ноги всех, от простых рабов до самого конунга. Люди высыпали на берег. Все ждали, что вслед за передовым драккаром Хакона покажутся корабли Золотого и Серой Шкуры, но они не появлялись, и постепенно радостный гомон на берегу стихал, уступая место истошным крикам чаек.

Я стоял как раз там, куда должен был пристать драккар норвежского ярла. Но у самого берега он остановился и принялся пропускать вперед старые, потрепанные корабли. С изумлением я узнавал среди них драккары Золотого. Вот «Ястреб», вот «Волк», а вот… Мое сердце дрогнуло и остановилось. Прямо на меня, шлепая веслами о водную гладь, надвигался острый нос нашей «Акулы»! Над головами гребцов белело лицо Скола, а лохматые волосы Трора мотались по ветру, будто клочья бороды великана Эгира…

Песок заскрипел под днищем, и «Акула» вползла на отмель. Викинги убирали весла и сходили на берег. Льот, Скол, Трор, Варен… Отца не было. Я и не ждал его. Я уже давно оплакал Орма, и лишь возвращение друзей на миг вселило в сердце нелепую надежду.

Хакон что-то крикнул своим гребцам, весла дружно плюхнулись в воду и, поднимая пенные буруны, толкнули драккар ярла к берегу. Убийца отца приближался! Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу и шагнул к воде. Голубые глаза ярла споткнулись о мою застывшую фигуру: он не ожидал увидеть меня в живых. На миг его лицо вытянулось, а брови сошлись на переносице, но потом на губах вспыхнула понимающая улыбка. Изворотливый ум подсказал ярлу ответ. В один миг он догадался, что жадный грек не выполнил его поручения, а моя сжавшая меч рука объяснила остальное. Но Хакон не испугался и не схватился за оружие, лишь скупо улыбнулся и повернулся ко мне спиной, словно нарочно подставляя ее под удар.

– Хаки! – Трор спрыгнул на берег и стиснул меня в объятиях. – Ты… Ты такой же, как прежде! Как тебе удалось?!

Я вырвался из его рук. Хакон уже спускался, он был совсем рядом, и один удар меча мог прервать нить его жизни!

– А-а-а, твой отец… – Трор неверно понял мое желание освободиться. – Орм пал в битве. Это была не лучшая битва, но он храбро сражался…

Хакон подходил, и я не слышал Трора, а видел лишь напряженное лицо ярла и его неестественную улыбку. Он ощущал угрозу и готовился. Я осторожно отвел рукой стоящего паренька из данов и без предупреждения прыгнул к врагу. Ярл по-кошачьи увернулся и выхватил меч.

– Я ждал нападения, но ты ошибся, Хаки, – пробормотал он. – Ты ошибся. Нам лучше стать друзьями…

Ложь! Опять ложь! Теперь я знал все его хитрости и не собирался отступать. Потом, когда тело Хакона понесут на костер, меня будут судить, но сейчас я не поддамся на его уловку!

– Хаки! Опомнись! Отец… – завопил сзади Черный.

Выбирая удобную позицию, я медленно пошел по кругу. Хакон шатнулся вперед. Его меч распорол мои штаны у колена, но до кожи не достал. Я засмеялся. Поединок возбуждал… Еще несколько обманных ударов, и затаившийся внутри зверь проснется, проглотит меня, а потом сожрет проклятого ярла! С ним – яростным духом берсерка – не справиться никакому бойцу!

Я глубоко вздохнул. Некстати подкатил кашель. Пришлось замереть.

– Ты изменился, – воспользовавшись этим, прошипел мой враг. – С виду ты прежний, но теперь в бою из твоего рта не идет пена, и ты не грызешь в ярости свой щит. Тюрк сделал из тебя очень опасного берсерка. Даже в поединке тебя не покидает разум…

Я не отвечал. «Да, я опасен, Хакон, – крутилось в голове. – Особенно для тебя. Мои руки – когти, мои зубы – ножи, а мое тело – ветер. Ты сдохнешь вместе со своими лживыми речами, и никогда не узнаешь, что Тюрк вовсе ни при чем, а молчать меня заставляет слабое больное человеческое тело».