Андре Олдмен - Древо миров

Конн восседал на троне безмолвно, крепко сжав пальцами подлокотники, украшенные резными львиными головами.

— Говори дальше, — потребовал он, наконец.

— Вы спрашивали меня о тайных чарах, Ваше Величество, — с легким поклонам отвечал колдун. — Там, откуда я прибыл, многим подвластны силы, о которых на Гирканском материке ничего неизвестно.

— Например?

— Например — оживление камней. Скажем, имеется некий багровый кристалл… Но обо всем этом я расскажу, если вы, государь, удостоите меня чести приватной беседы.

— Этот человек безумен, — быстро и тихо заговорил Верховный Жрец, склоняясь к плечу короля со своего сиденья, — его следует немедленно отправить обратно в Железную Башню и подвергнуть пытке огнем, дабы колдун открыл все в присутствии дознавателей…

— Здесь решаю я, — вполголоса бросил Конн. И, уже громче, приказал Шатоладу: — Велите страже держать этого человека у меня на глазах до окончания церемонии. Позже я поговорю с ним.

Гарольды уже подносили трубы к губам, дабы возвестить окончание Королевского Суда, как вдруг вперед выступил Арракос. Преклонив колено и придерживая длинную шпагу, он прокричал голосом мощным, как боевой рог: «Суда и справедливости, требую справедливости!»

И снова недоуменный ропот прокатился над толпой собравшихся. Высочайшего разбирательства в дни Торжества Иштар мог требовать и простолюдин, и вельможа, но никогда еще не случалось, чтобы высокородный нобиль воспользовался своим правом и вынес на всеобщее внимание свои дела.

— Чего ты хочешь? — мрачно спросил король.

— Я уже сказал — справедливости! — Правитель Аргоса поднялся с колена и застыл перед троном, уперев в бока несоразмерно длинные руки. — Справедливости, которую обещал нам король Аквилонии.

— Ты забыл добавить: и король Аргоса! — выкрикнул кто-то из вельмож, стоявших рядом с троном. — Не забывай, Арракос, что ты всего лишь наместник, посаженный нами в Мессантии!

Лицо Арракоса потемнело. Он сжал эфес шпаги и выкрикнул:

— Времена меняются! Я не потерплю, чтобы всякие пуантенцы чинили разор в моих землях! Аргос поклялся в верности старому королю Конану, но сейчас кое-кто забыл об обязательствах Аквилонии хранить мир в подвластных землях.

Конн поднял руку.

— Если ваши претензии обоснованны, правитель, я готов выслушать их в Совете Лордов.

— Ваши лорды при вас, — осклабился Арракос, — а я не хочу откладывать. Пусть все знают, что аквилонский король не соблюдает договоренности…

Шум и гневные выкрики заглушили его слова. Многие обнажили оружие, гвардейцы переглядывались, ожидая приказа схватить дерзкого аргосца.

Король снова жестом водворил тишину.

— Твои обвинения дерзки, — сказал он, — но я готов их выслушать ради всеобщего мира. В чем ты меня упрекаешь?

— Существует договор, согласно которому женщина, бежавшая из Аргоса вопреки воле родителей, мужа либо жениха, должна быть возвращена без всяческих условий.

— И что же?

— Здесь присутствует дама по имени Эльтира, дочь Альфреда Пажа, урожденная аргоска. Она — моя невеста, и я требую ее немедленной выдачи.

— Ты не можешь требовать, Арракос, — снова раздалось из толпы лордов, — только просить!

— Я в своем праве, это подтвердит всякий, кто чтит законы!

— Хорошо, — сказал Конн на удивление спокойно, — но признает ли тебя своим нареченным сама Эльтира?

— Это неважно. — Арракос снова обнажил в надменной улыбке крепкие, раскрашенные в три цвета зубы. — Согласно аргосским обычаям, человек, сделавший предложение, становится опекуном девушки. Кроме того, Альфред Паж тоже требует ее возвращения.

— Но есть еще один закон, — задумчиво молвил король, бросив взгляд на застывшую, испуганную Эльтиру. — Он гласит, что муж имеет право распоряжаться женой как своей собственностью.

— Когда мы сыграем свадьбу, я так и поступлю, — самодовольно заявил Арракос.

— Если ты станешь ее мужем.

— Почему же нет? Я уже заручился согласием ее отца.

— Нет, потому что я делаю этой даме предложение: здесь и сейчас!

С этими словами Конн легко поднялся и, пройдя мимо обомлевшего аргосского правителя, подошел к беглянке. Эльтира стояла, опустив голову, на ее длинных ресницах блестели слезы.

Король мягко сжал ее холодные длинные пальцы.

— Перед лицом свидетелей и Митры Пресветлого, согласны ли вы, высокородная Эльтира, дочь Альфреда, стать моей супругой и разделить все радости и тяготы совместной жизни?

Все в зале затаили дыхание, и все же ответа аргоски никто не услышал.

— Скажите громче, — шепнул король.

— Я согласна… Да!

Громкие крики вознеслись к сводам: ликующие и осуждающие, негодующие и восторженные… Подобное предложение руки и сердца было столь же необычным, как и поступок Арракоса, потребовавшего публичного разбирательства государственных дел.

Конн снял со своего мизинца золотое кольцо и надел на палец Эльтиры.

— Когда в Храме Тысячи Лучей нас нарекут мужем и женой, — сказал он, — я подарю вам другое, достойное королевы.

Арракос, казалось, превратился в каменную статую. Потом качнулся, словно собираясь рухнуть на каменные плиты, вытащил из-за пояса роскошные, украшенные золотыми заклепками перчатки, и решительно двинулся к королю. Черные Драконы преградили ему дорогу, но Конн приказал им отступить в сторону.

— Ах, вот как, — прошипел аргосец, приблизившись. — Ты воспользовался правом сильного. Конечно, она предпочла сюзерена, а не вассала… Но так больше не будет! Отныне Аргос считает себя равным Аквилонии, и посему я бросаю тебе вызов, король!

С этими словами он швырнул под ноги Конна перчатку, которую мял в руке.

Это была дерзость, превосходящая все мыслимые пределы. Только аргосец, и аргосец, ослепленный страстью к женщине, был способен на подобный поступок. Сейчас Арракос ставил на кон и безопасность своей страны, которую аквилонские войска способны были предать огню и мечу, и самую свою жизнь. Один жест короля, и он вместе со своими людьми был бы немедленно схвачен и подвергнут жестоким пыткам в Железной Башне.

Но король медлил.

Если бы он поднял перчатку, он признал бы тем самым, что принял вызов равного. Тогда лишь безжалостная война помогла бы вновь поставить гордых аргосцев на колени. Да что там аргосцев! Вслед за ними, несомненно, поднялись бы зингарцы и офирцы, а Немедия, воспользовавшись смутой, непременно двинула бы в сторону Шамары свои войска. Да и в самой Аквилонии было немало тех, кто мечтал расчленить страну на удельные княжества…

Но, не подними Конн перчатку Арракоса, честь дамы, которой он только что предложил свою руку, оказалась бы запятнанной. Арракос ловко воспользовался ситуацией: он бросал королю вызов и как непокорный вассал, отвергший власть сюзерена, и как оскорбленный жених, требующий возможности отстоять копьем и мечом свои притязания.