Андре Олдмен - Древо миров

Получив согласие Дагеклана и короля принять его в компанию, дядюшка Гнуб тут же решил подтвердить слова о приносимой им удаче, заявив, что знает, где локапалы спрятали отобранное оружие пришельцев. Руги переглянулись, и Мидгар тут же потребовал сдать оружие ему.

— Таков обычай, — сказал он, вспомнив, что Конн и Дагеклан все же не пленники, а гости. — Приедем к очагам, там Мартога решит, можно ли вам до конца верить.

Такая прямолинейность неожиданно пришлась по душе рыцарю, и он не стал протестовать. Конн, занятый поисками одеяла для Эльтиры, промолчал.

Гном повел всех по скрипучим ступеням в хлев, открыл маленькую дощатую дверцу и зажег масляный фонарь. В его свете тускло блеснула сталь двуручного меча и полированное ложе арбалета.

Последний не привлек внимания ругов, а вот перед оружием Дагеклана они застыли в полной растерянности.

— Ты — жрец Ареса? — проговорил наконец Мидгар, искоса поглядывая на рыцаря.

— Вашего бога? Но почему ты так решил?

— Этот меч — кумир Повелителя Небес, — сказал Ярл.

— Ты ошибаешься, достойный руг, это всего лишь оружие. Я прихватил меч во дворце аквилонского короля, дабы иметь возможность достойно противостоять опасностям, нас поджидающим. К большому сожалению, должен признаться, что не смог устоять с ним против локапал…

— Если так, то это действительно только меч, — задумчиво проговорил Мидгар. — Покажем его Мартоге.

Он приказал своим людям забрать оружие рыцаря, потом поднял тяжелый арбалет, повертел перед глазами и даже понюхал.

— Что это?

— Приспособление для посылания сразу нескольких стрел в цель.

— Разве у вас не пользуются луками?

— Пользуются, но самострел бьет дальше, а этот заряжается сразу семью тяжелыми болтами.

Мидгар презрительно пожал плечами и отдал арбалет одному из воинов.

— Только ругорумы прибегают ко всяким ухищрениями, коих полно в Городе. Мы предпочитаем использовать то, что завещали предки.

— Однако я не видел у вас луков, — сказал Дагеклан.

— Мы прибыли к локапалам для переговоров, — сказал Мидгар. — Посему — безоружными.

Железная Рука не стал спрашивать о копьях и дубинках: очевидно, руги их за настоящее вооружение не считали.

Вскоре рыцарь смог убедиться в своих догадках: обстоятельство это чуть было не стало роковым для сыновей Таркиная и их дружины. Они довольно долго ехали по снежной равнине в полном молчании.

Священная палица, обернутая рогожей, была приторочена с седлу Мидгара. Колючий ветер забирался под шкуры, в которые кутались гости ругов, сами же они, привычные к пурге и распутице, казалось, не испытывали никаких неудобств. Когда миновали холм с кривым деревом, Лисий Хвост указал в его сторону и сказал, кто покоится на вершине.

— Надо забрать тело с собой, — Конн сделал жест рыцарю, — похороним его как следует, в земле.

Они въехали на холм, и руги отвалили мерзлые комья, прикрывавшие покойника.

Под комьями обнаружилась смятая, промерзшая одежда, еще хранившая очертания человеческого тела. Само тело горбуна исчезло бесследно.

— Чародей он чародей и есть, — сплюнул Ярл, словно сам недавно не оборачивался волком. — Только слуги тьмы попадают в Нижний Мир в телесной оболочке.

Это событие не прибавило ругам разговорчивости. Снова двинулись сквозь снежную кутерьму. Лошадки уверенно шлепали по грязи, пробивая тонкий мерзлый наст, земля под копытами чавкала. Равнина казалась бесконечной, а время — замерзшим и застывшим, как редкие деревья, искривленными тенями проплывавшие по сторонам едва приметной тропы.

И вдруг на этой тропе возник человек. Человек кутался в шкуру, из-под которой торчали голые ноги в легких сандалиях. Он глядел в землю, но все же брел вперед, спотыкаясь, охая и стеная, клоня худосочное тело навстречу ветру. Когда всадники приблизились, стало видно, что волосы на непокрытой голове странника выстрижены в кружок, одно ухо отсутствует, ноздри разорваны, а пустая левая глазница заткнута окровавленной тряпкой.

Человек чуть было не столкнулся с лошадью Мид — гара, но, подняв единственный глаз и узнав, видимо, старшего сына Таркиная, упал в грязь на колени и припал губами к носку мехового сапога.

— Кто ты? — спросил Мидгар.

— Повелитель, — забормотал человек, — повелитель… Горе-то какое…

— Вижу, отец был у вас?

— Великий Таркинай приезжал прощаться в Каприю…

Незнакомец закашлялся, изо рта у него потекла густая черная кровь.

— Так ты из Каприи. Горе твое велико, если ты лишил себя глаза.

Человек выплюнул кровавый сгусток и пробормотал:

— Наше горе больше, чем гора Меру, повелитель. Если бы я мог, то сам вырвал бы себе очи… Но у меня семья и пятеро малых детишек. Глаза лишили враги…

— Кто посмел это сделать, каприец, кроме твоего законного повелителя?

— Кунны! Они налетели, как саранча, они надругались над святынями, они ворвались в дома и насиловали женщин… И мою жену тоже! О, если бы я мог, я бы дрался с ними, как лев, и лучше бы умер, чем отдал мою Настию! Но зима, повелитель, эта проклятая зима… Пищи мало, сил мало, мы ничего не смогли поделать…

— Молния Ареса! — вскричал Мидгар так, что его лошадка встала на дыбы и громко заржала. — Кунны осмелились вступить в наши пределы!

— Убьем их! — гаркнул Ярл, и клич его тут же подхватили остальные руги.

— Отомстите, — прохрипел каприец, — отомстите за мою жену и всех павших. А вам — боги простят…

Он захрипел и повалился в мелкий снег. Руги не обратили на это никакого внимания.

— С нами палица Таркиная! — ревел Мидгар. — Вперед!

Воины ударили пятками в бока лошадей и быстро исчезли среди летящего по ветру снега. Дагеклан соскочил с коня и склонился над неподвижным каприй — цем. Тот был мертв.

— Надо догнать их. — Конн, не привыкший ездить без седла и стремян, старался пустить свою лошадку следом за ругами. — Вперед, Дагеклан, нельзя терять нашу единственную надежду!

Они нагнали дружину сыновей Таркиная, когда сквозь снежные вихри уже проступили стены Города.

Странный это был Город: его не окружали крепостные стены, не было и башен с дозорными. Дома начинались сразу за мелким ручьем и тоже были странные. Казалось, какие-то гиганты забавлялись, складывая огромные глыбы, да так плотно, что между ними не было и щелочки. Строения были круглыми либо овальными, с круглыми же окнами, с крышами, похожими на перевернутые суповые миски. Многие входы были завалены камнями и бревнами, возле других завалы кто-то разобрал, раскидав их с небрежной поспешностью. Город, очевидно, был велик: какие-то лестницы с высокими ступенями убегали во тьму, маячили каменные статуи с отбитыми руками и головами, а посреди круглой площади, на которую выехала дружина ругов, лежал, припорошенный снегом, огромный скелет неведомого чудовища.