Эдуард Шауров - Оракулы перекрестков

По щекам Слэя Лимкина потянулись две мокрые дорожки.

– Вы извините меня, мистер Мэй, – пробормотал он еле слышно. – Не обращайте внимания.

– Я немного говорю на трэче, – сам не зная зачем, признался Бен.

– А знаете, что такое «халай»? – спросил Лимкин, успокаиваясь.

– Привет или здоро́во, – сказал Бен.

– А-а-а, – потянул Лимкин и добавил уже другим тоном: – Внимательней, мистер Мэй, переходим радиальную.

Они взяли влево, совсем прижавшись к стене дома. Лимкин осторожно огляделся.

– Вроде чисто, – сказал он, делая приглашающий жест.

Они уже почти перешли на противоположный тротуар, когда Бенджамиль ухватил Слэя Лимкина за рукав.

– Постойте-ка, – воскликнул он, изумленно осматриваясь кругом. – Мы здесь уже проходили. Да нет, точно! Вон и светофор без красного стекла!

– Бог с вами, мистер Мэй, – укоризненно сказал Лимкин. – Здесь все перекрестки друг на друга похожи. И половина светофоров без стекол.

Не успел Бен сконфузиться, как Лимкин прошептал: «Стопы!» – и толкнул его вперед. Они добежали до соседнего дома и нырнули в подъезд.

– Т-с-с! – прошипел Лимкин.

Мимо парадной проехала черно-желтая патрульная машина, неторопливо щупая прожектором грязные стены. «Смеркается», – тоскливо подумалось Мэю.

– Пронесло. – Лимкин перевел дух. – Давайте-ка от греха подальше выбираться на ту сторону, эти подъезды должны быть сквозные.

– Далеко еще до тубвея? – спросил Бенджамиль, когда они вышли в темный, уставленный мусорными баками двор.

– Не так чтобы, – уверенно сказал Лимкин. – Километров пять. – И, заметив, что Бен тревожно озирается, указал в просвет между домами: – Видите тот ряд высоток? Как раз за ним трасса. Отсюда ее не видно.

Тяжелые медлительные сумерки черным ядом разливались под подошвы ботинок, заполняя подворотни, и Бен даже не понял, в какой именно момент наступила ночь.

Улочка, на которую они свернули, походила на видение из кошмарного сна. В своей давешней жизни Бенджамиль даже представить себе не мог подобные трущобы. Пустые провалы окон, мусор и тишина. Мертвенный свет редких фонарей вселял в сердце тихую, безнадежную жуть. Корпуса светильников из вечного стекла были разбиты, но люминофорные элементы еще жили своей потаенной жизнью, вырабатывая полувековой ресурс. Спутники шли вдоль тротуара, словно плыли в мутной реке, то выныривая в тусклых световых кругах, то вновь погружаясь в ночной мрак. Даже Лимкин как-то притих. И от этого Бену все больше и больше становилось не по себе.

– Далеко еще? – спросил он, прочистив пересохшее горло.

– Уже рукой подать, – сказал Лимкин и невнятно хихикнул.

– Вы же говорили, километров пять, а мы уж вон сколько идем. – Бен зябко повел плечами.

– Это по прямой пять, – объяснил Лимкин терпеливо. – А мы по кривой. – Он снова хихикнул. – Вы не беспокойтесь, мистер Мэй, совсем скоро вы будете в своем аутсайде кофеек попивать, соевый. Я тоже кофеек люблю. Вот раньше, когда работал на дерьмолитейной фабрике, всегда себе кофеек брал. Я ведь, мистер Мэй, следил за упаковкой готовой продукции, должность ничего себе. Восемь недоумков подо мной ходили, а я им указывал. Почти что десятник. – Лимкин вздохнул. – Я в рабочие менеджеры метил, статус «квалифи» у меня считайте, что был. Я уже жилье в белом буфере подыскивал, а оттуда и до делового кольца недалеко. Верно, мистер Мэй? Только в корпорации по-другому решили: как родилась у нас с женой Ребекка, меня с фабрики сразу и выкинули. Говорят: демографические санкции! А без работы в хорошем районе не удержишься, пришлось нам с детишками вместо белого буфера сюда перебираться, на самую окраину. Теперь чем дальше, тем хуже.

Лимкин громко всхлипнул.

– Вы же говорили, что у вас нашли синдром Патча? – осторожно спросил Бен.

– Ишь вы какой памятливый! – сказал Лимкин, сразу успокаиваясь. – Синдром детя́м не помеха.

И опять до Бенджамиля долетел еле слышный смешок.

– Жутко здесь как-то, – признался Бен, нервно оглядываясь по сторонам.

– Что есть, то есть. – Лимкин хихикнул громче. – Только вы не бойтесь, мистер Мэй, со мной бояться нечего, в этих местах меня все боятся. Хотя если вам страшновато по ночи шататься, так можно ко мне домой зайти. Замиля будет рада и детишки тоже. Я тут совсем рядом живу.

– Вы же к приятелю шли, – проговорил Бен, холодея.

– Ага! Был у меня один приятель, – охотно согласился провожатый. – Его, как вас, звали Беном, только не Бенджамилем, а Бенедиктом. Он умер. Но раньше я с ним поссорился. Он оказался плохим человеком, не пришел на похороны моего Рахиба. Как можно дружить с человеком, который не приходит хоронить твоего сына?

– Разве ваш сын мертв? – Спина Бенджамиля покрылась холодным п о том, он с ужасом глянул на своего спутника, и на миг ему показалось, что глаза Лимкина светятся во тьме ровным фосфорическим светом.

– С чего вы это взяли? – спросил маленький человек подозрительно.

– Я, наверное, ослышался, – пробормотал Бенджамиль. – Мне…

Но в этот момент они вошли в очередной круг света, и Лимкин неожиданно остановился.

– Что? – испуганно спросил Бен.

– Идите-идите, я сейчас догоню. – Лимкин криво улыбнулся. – Штиблет расстегнулся.

Не смея противоречить, Бенджамиль сделал десяток неуверенных шагов и оглянулся. Слэй Лимкин, присев на одно колено, копался с застежкой своего ботинка. Бен прошел еще немного вперед, борясь с нестерпимым желанием побежать сломя голову, и поравнялся с последним фонарем. Дальше была тьма и металлическая ограда.

– Здесь тупик! – хрипло крикнул Мэй, оборачиваясь.

– Я знаю, – негромко сказал Лимкин, бесшумно возникая на границе светового ореола.

Бенджамиль невольно отшатнулся и попятился назад.

– Куда же ты, белый корпи? – ласково поинтересовался маленький человек, хищно вытягивая жилистую шею. – Там тупик.

Не помня себя от страха, Бен рванулся влево, пытаясь проскользнуть между стеной дома и своим жутко изменившимся провожатым. Лимкин с невероятным проворством повторил маневр, и неожиданно сильные, цепкие руки притиснули Бенджамиля к облупленной штукатурке. Бен попробовал дернуться, но что-то острое уперлось в его шею, прямо во впадинку под нижней челюстью.

– Не надо бегать! – оскалясь, прошипел Лимкин. – Сломаешь ноги, как доберешься до своего аутсайда?

Боясь пошевелиться, Бенджамиль скосил глаза вниз и увидел длинный стеклянный осколок, прижатый к своей шее, увидел вздувшиеся синие жилки на тыльной стороне сухой ладони и капельки крови между пальцами, мертвой хваткой сжавшими острые края стекла. И от вида этих темных капелек Бенджамиль Мэй неожиданно пришел в себя. Не то чтобы он перестал бояться, нет, он боялся по-прежнему, но мозг его вышел из ступора и лихорадочно заработал в поисках спасения.