Роберт Говард - Короли ночи

— Уходите же, — крикнул Гонар, — и не возвращайтесь больше, потому что этот остров опять принадлежит пиктам. Слишком долго сводил здесь леса норманнский топор и оскверняло воздух норманнское дыхание!

Услышав это, Кормак приказал десятку людей соскочить на берег и упереться плечами в борт ладьи. Киль заскрипел по песку, и драккар закачался на воде под радостные крики команды.

— Этот камень, — крикнул с палубы Кормак, — пришел из Рима. Я видел знак Коринфа, выгравированный на нем!

— Не знак, а кровь жертвы радует Бога Луны, — величественно провозгласил в ответ Гонар.

Весла стали ритмично разбивать воду, и Кормак повернулся к морю. За их спинами викингов на берегу, раздался отчаянный вопль. Видимо, Хальфгар совершенно пришел в себя и понял, что его ждет. В душе варвара не было места слабости, но все же что-то в ней дрогнуло, когда он вспомнил дикие обычаи пиктов.

— Что ж, ты был прав, — сказал Вульфер, когда берег превратился в еле заметную полоску на горизонте. — Не следует насмехаться над побежденными. Безусловно, это мои слова побудили Хальфгара добиться мести любой ценой, и в конце концов это стоило мне почти половины команды. Теперь нужно плыть за пополнением домой.

— Хальфгар был псом-предателем и мучителем женщин, — ответил Кормак. — Но он был смелым воином, и я не считаю, что он заслужил смерть на алтаре какого-то божка.

— Развеселите свои сердца, — прервал их Конал, — счастьем принцессы Елены и благородного Марка. Смотрите, даже такой пасмурный день их радость превращает в яркий полдень! А еще подумайте о золоте, которое Геринт заплатит вам за счастливое возвращение своей сестры. Зная его, я думаю, что дело не обойдется простым удвоением первоначальной суммы.

После этих слов он поднял свою старую римскую лиру, тронул струны и запел:

— Клянусь Тором, Конал! — воскликнул Вульфер, обливаясь слезами умиления. — Это песнь, достойная богов! Спой ее еще раз, только не забудь, как я разрубил Торлейфа надвое! Кормак, разве это не замечательная песня?

Кормак смотрел на отдалявшийся берег, над которым поднимался дым догоравшего селения.

— Да, это хорошая песня, хотя она сильно отличается от того, что я сам помню. Не сомневаюсь, что с каждым новым исполнением она будет становиться все красочнее и неправдоподобнее. Да ладно, это не имеет значения, мир тоже меняется, и мы узнаем его по рассказам менестрелей. И может быть, то, что останется благодаря им, будет долговечнее, чем усилия всех властителей и богов вместе взятых!

Корорук осмотрелся по сторонам и ускорил шаг. Он не был трусом, но это место ему страшно не нравилось: высокие деревья, которые стояли вокруг, заслоняли кронами солнце. Бегущая между ними узкая тропинка временами выходила к краю ущелья, и тогда Корорук мог разглядеть верхушки растущих внизу деревьев. На западе в промежутках между ветвями виднелись далекие вершины корнуэльских гор. В этих горах подстерегал свои жертвы главарь бандитов Бурунк Жестокий.

Корорук крепче сжал копье и пошел еще быстрее. Спешка была вызвана не только страхом — он хотел как можно скорее вернуться в родные края после исполнения тайной миссии в диком корнуэльском племени, и, несмотря на то, что миссия не слишком удалась, стремился побыстрее оказаться за пределами этой негостеприимной страны. Дорога была долгой и утомительной, оставалось пройти еще немалую часть Британии. Корорука передернуло от отвращения. Он тосковал по знакомым лесам, в чаще которых жили быстроногие олени и щебечущие птицы, ему грезился высокий белый холм на границе с голубой водой моря. Этот же лес казался ему мертвым: здесь не было ни птиц, ни зверей, ни человеческих следов.

Его товарищи остались в замке корнуэльского короля, пользуясь его гостеприимством — он оставил их и двинулся назад один. Ростом выше шести футов, сероглазый, он был больше похож на бритта, чем на кельта. Длинные светлые волосы, как и у всех его соплеменников, выдавали юттландских предков. Корорук был одет в тяжелые оленьи шкуры — кельты еще недостаточно овладели ткацким ремеслом, их ткани были слишком грубыми, и они охотнее носили одежду из кожи. Вооружение Корорука составляли верный тисовый лук, длинный и широкий бронзовый меч в ножнах из оленьей шкуры, такой же кинжал и маленький круглый щит, покрытый специально обработанной буйволовой кожей и оббитый бронзой. Голову прикрывал бронзовый шлем, впрочем, не слишком удобный.

Он шел по лесной тропе, готовый к бою или к бегству, хотя предпочел бы избежать и того, и другого. Дорога свернула от ущелья к большому дереву. Именно из-за этого дерева до него и донесся шум борьбы. Приближаясь к дереву, Корорук старался угадать, кого он увидит — эльфов или карликов: он слышал, что они охотятся в этих лесах. Он осторожно выглянул из-за дерева. Огромный, истекающий кровью волк стоял, готовый защищаться. Перед ним пантера готовилась к прыжку. Корорук пытался понять причину этой схватки, потому что хозяева леса дрались между собой редко, да и дикая кошка вела себя как-то странно. В ее кровожадном рычании почему-то слышались нотки страха: животное явно боялось прыгнуть. Корорук не мог объяснить, почему он принял сторону волка. По-видимому, это было чисто кельтское сочувствие слабому. Встав перед пантерой, воин выхватил меч, но не успел им воспользоваться — до схватки дело не дошло. Пантера с воем исчезла между деревьев так быстро, что Корорук усомнился, видел ли он ее вообще. Он обернулся к волку, испугавшись, что тот бросится на него. Но волк, затравленный, неуклюже отступил и тоже скрылся. Воин смотрел, как раненый зверь исчез в чаще, и смутное недоумение охватило его. Он не однажды встречался с волками, охотился на них, и они нападали на него, но здесь что-то было не так, как обычно. Поразмыслив, Корорук двинулся следом, отыскивая следы на мягкой земле. Он не торопился и прошел совсем немного, как вдруг его осенила жуткая догадка — видны были следы только задних лап. Волк передвигался на двух ногах!