Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)

Возвышение действительно походило на алтарь… Какие-то желобки, четыре круглых отверстия, помеченные древнеегипетскими значками. Я разглядел только круг с точкой посередине и две волнистые линии. Краем глаза увидел и шар. Действительно — как в боулинге…

— Вот теперь, Карди, наверное, тебе придется поднатужиться, — Фанни поставила меня на ноги. — Боюсь, что при переброске могу тебя уронить…

Элинор охватил меня за талию с одной стороны, Фанни — с другой. Только благодаря им я не упал.

Мы одновременно шагнули на возвышение. Перед нами радугой растекались круги из камней. До золотого диска в центре было шагов пять. Обнимающая меня рука Зила стала ледяной. Я чувствовал ее холод сквозь ткань футболки: ведь, обрабатывая мои раны, он снял с меня бронежилет.

— Идем, — приказала гречанка, и мы ступили на золотой диск.

Раздался утробный гул. Диск под нами начал проваливаться. Затем — чудовищный грохот, сменившийся гробовой тишиной. Тишиной, похожей на кардиограмму мертвеца…

Я лишь увидел, как в нас летят каменные плиты, затем перед глазами возникло угольно-черное небо, усыпанное звездами — небо без атмосферы. Это заняло мгновение, но оно растянулось на века. Целые сотни лет мой взгляд скользил по мертвым серым скалам, десятки лет летели в кратер две плиты, вырвавшиеся из ничего — так же, как и я… И еще десятки лет в стороны летела пыль: не так, как на Земле и других жилых планетах, а по прямой траектории, радиально, на невероятные для пыли расстояния…

Я не успел сделать и вздоха — и очутился совсем в другом месте. Один. Ни Фанни, ни Элинора не было рядом. И я все еще был этой женщиной — как же ее звали? Уже не вспомнить…

— Фанни! — крикнул я, озираясь в пустом зале. — Фанни, ты где? Откликнись! Зил! Где вы?

Откуда-то потянуло свежестью, водоемом и цветущими розами. Я поднялся с четверенек и, хватаясь за стены, вышел на площадку перед зданием. Надо мной высились знакомые по чьим-то воспоминаниям развалины и арка ворот. На потемневшей от старости и плесени камне кладки я прочел выведенные кирпичом слова: «Луис и Кейт, август 2028». Странно, потому что эти развалины снесли еще три года назад. Вместе с надписями, само собой.

В полном отчаянии я миновал ветхий скрипучий мостик и очутился на небольшой, как будто игрушечной, полянке посреди заболоченного пруда. Лягушки не квакали, птицы не пели, сверчки не стрекотали. Была тихая лунная ночь, как и тогда…

Если это то, о чем я думаю, то где-то здесь должен быть дом хирурга Макроу, отца Кейт.

Я выбрался на тропинку. Боль унялась, да и идти стало полегче. Раны уже не так беспокоили меня.

Однако и на той стороне развалившейся стены я увидел точно такой же пруд, мост и замок, как зеркальное отражение. Ткнулся направо — то же самое. Налево — никаких отличий от трех первых. Пространство словно замкнулось на этих четырех зданиях. Я обежал одно их них кругом. Там была точно такая же стена, за которой находились точно такие же замок, пруд и мост.

Я сел на кочку и скорчился в три погибели. Что делать теперь, я не знал. Не знал даже, где теперь нахожусь и куда подевались мои спутники. А потому, смертельно устав, сдался…

И вдруг послышался легкий шелест. Я насторожился и поднял голову.

Отовсюду: из кустов, из травы, из-за обросших мхом островков посреди пруда, из-под прогнивших подпорок ветхого мостика — стали выбираться фигурки, уродливые и привлекательные одновременно, непостижимые, как на картинах Иеронима ван Босха. Вот она, эта неведомая утопическая страна, о которой мечтала в детстве Кейт Макроу-Бергер-Чейфер… Звуки неземного оркестра, где сверчки были флейтами, шум прибоя — барабанами, свист ночных птиц — скрипками, а все остальное — удивительным хором, — ласкали слух. А дирижером было оно, полуразрушенное здание…

Фигурки, эти странные живые существа, жили самостоятельно своей оголтелой ночной жизнью. Кто-то кого-то тыкал тупой пикой с болтающейся на ней золотой клеткой, и оба падали в воду. В пруду плавали лебеди с неправдоподобно длинными шеями из слоновой кости. Прямо передо мной пробежала человекорыба и скрылась под аркой замка. Две минуты спустя оттуда выскочило нечто яйцеобразное, разродилось уродцем о двух деревьях вместо ног, на него стал взбираться целый полк капюшоноголовых, за которыми скакали три пары громадных ушей. Одна пара постоянно спотыкалась, а две другие ругали ее за это. Капюшоноголовые шпыняли их всех за возню большими золотыми булавками. В конце концов, из правого ушного отверстия незадачливой пары высунулся Черный Инквизитор и что-то крикнул.

Все замерли.

Ухо выплюнуло раковину, которая упала в воду, подняв тучу брызг. Было тихо, как во сне. Раковина всплыла и медленно раскрылась, словно лотос. На младенческом кресле в ней сидел голый птицеголовый человек с голубоватой кожей. Прищелкивая изогнутым клювом, это существо что-то жевало. Оно был худым, нагое его тело отливало голубым атласом при свете луны, а голова напоминала голову ибиса, священной птицы египтян. Все пали ниц.

Оно глядело на своих подданных проникновенными глазами.

Я понял, что свойственные Земле размеры и пропорции к этому миру не имеют ни малейшего отношения. Здесь то, что на первый взгляд казалось маленьким, могло быть и огромным вопреки теории относительности Эйнштейна. То, что выпадало из чего-то, могло быть вдвое, втрое, вдесятеро больше этого «чего-то» и в то же время меньше. Здесь не было «задних» или «передних» планов, не было перспективы, объема. Ничего, соответствующего нормальной человеческой физике.

Раковина с Птицеголовым подплыла к моей кочке. Он внимательно оглядел меня.

— Когда? — его вопрос был обращен к одному из лебедей.

— Сегодня.

— Хорошо. Кейт, — сказал мне Птицеголовый, — вы пока останетесь здесь, а потом вернетесь. Это ваш мир причины, в нем не должно быть посторонних наслоений. А пришельцу придется сейчас же продолжить свой путь, если он хочет выбраться отсюда…

— Хочу, вот только как это сделать? — услышал я свой настоящий голос.

Обалдеть! Я разговариваю с анимационным героем, которого придумало больное воображение укуренного рисовальщика! Хуже того: он, этот персонаж, мне отвечает:

— Для этого вам надо вернуться в дом. Торопитесь, иначе вы можете погубить нас, Кейт и себя. У каждого существа свой собственный путь, своя причинно-следственная цепь, ее нельзя рвать, иначе произойдет непоправимое…

Это смешное, но явно уважаемое здесь существо вселило в меня надежду. И я поковылял к замку.

Может, Элинор просто впрыснул мне чего-нибудь обезболивающего-галлюциногенного, и на самом деле мы все сейчас просто лежим и задыхаемся в той чертовой пирамиде, а я перед смертью смотрю мультики?