Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым

— Ну, здрасьте вам, амазоночки знойные, — широко улыбнулся Кабан. — Чего нового, девчонки, расскажете?

— Да ничего, заяц, нового. По дрова пока ходили. Покормишь изголодавшихся стервочек? — улыбнулась в ответ светловолосая, с тугой косой, собранной на затылке. — Ветер, привет, красавчик!

Ветер слегка улыбнулся и кивнул, приподняв свою кружку с чаем.

— Амазонкам, как всегда, — подмигнул бармен, — за счет заведения…

— Насколько скудоумна человеческая фантазия. И тут амазонки, — пробормотал Людоед.

— А кто тут у нас? — Рыжеволосая демонстративно откинулась на спинку своего стула и, причмокнув, взглянула на Варяга. — Какие-то новые интересные личности. Эй, богатырь, как звать тебя?

Яхонтов обернулся.

— Варяг.

— Ухты! — Рыжая облокотилась подбородком на ладонь и стала медленно теребить пальцами спадающий до шеи локон. — А я ведь что-то такое предполагала. К такому парию другое имя и не пристанет. Разве что Геркулес. — Она подмигнула.

— Лизка, стерва, — хихикнула светловолосая. — Опять своей киске компанию нашла.

Остальные амазонки озорно засмеялись.

Сквернослов тихо присвистнул и подмигнул Николаю.

Васнецов никак на это не отреагировал. Ему эта компания совсем не нравилась. Он сидел и хмурился. Причем хмурился так, как даже Людоед, наверное, не хмурился никогда. Николаю все это показалось настолько противным, что даже запах пареной картошки вызывал теперь тошноту.

— Ну а тебя, огненная нимфа, как звать? — спросил, улыбаясь, Варяг.

— Лиза, — томно проговорила рыжая, — но вообще меня называют Лиса.

— Такая же хитрая? — подмигнул Яхонтов.

— А-ха, — медленно и интригующе кивнула она, — и проворная, кстати.

— А как звать черноусого мачо? — подала голос брюнетка с короткой стрижкой ровных волос, аккуратно обрамляющих круглое большеглазое лицо.

— Лю… — начал говорить Сквернослов, который, видимо, хотел обратить на себя внимание.

— Сердцеед, — громко представился Крест, наступив под столом на ногу Вячеслава и заставив его тем самым заткнуться.

— Сердцеед. — Брюнетка словно смаковала это слово. — А тебе идет, зайка.

Людоед чуть скривился, но быстро вернул своему лицу дружелюбное выражение. Да, он же не любил, когда его называли зайкой.

Сквернослов громко и наигранно кашлянул. Теперь наконец обратили внимание и на него.

— А ты, блондинчик, как прикажешь тебя величать? — Светловолосая, с закрученной косой обратилась к нему.

— Славик! Славный, значит! — гордо произнес он, широко улыбаясь.

— Ну, это мы посмотрим, какой ты славный, — подмигнула ему светловолосая, и женщины снова засмеялись.

— Ну что, девушки, может, сдвинем столы? — продолжал улыбаться Варяг.

— Начнем со столов, — подмигнула ему рыжая.

— Сначала сдвинем столы. А потом полы, — хихикнула светловолосая, и ее подруги снова разразились веселым, даже сверх меры, смехом.

— Твою мать, попали кролики в силки, — совсем тихо проговорил Николай.

Его никто не услышал, ибо говорил он это самому себе. Он резко поднялся и направился к выходу.

— Эй, малыш, а ты куда? — воскликнула четвертая, кудрявая шатенка с татуировкой на шее в виде разбитого сердца.

— Да иди ты ко всем чертям, — зло проговорил Васнецов, но так, чтобы ни она, ни ее подруги не услышали сказанное.

— Эй, блаженный, куда это ты намылился? — нахмурился Людоед и вытянул в его сторону руку.

— В сортир, — резко ответил Николай, продолжая движение.

— Туалет слева от входа, — сказал ему вдогонку бармен.

— Знаю. Видел.

— А почему блаженный? — спросила одна из женщин.

— Он у нас святой, — послышался ответ Людоеда.

— Жаль, — продолжал женский голос. — С нами, грешницами, ему…

Что еще она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.

— Идите вы все на хрен, — зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе. — Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты, Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты, Славик, просто… просто баран. Баран, он и есть баран. Ишь ты, мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу скажут, что им надо, и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты, Славик, просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы, и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… Фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…

Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей он видел лишь размытые тени, и вместо звуков их шагов и шума суеты он слышал лишь свое пропитанное бесконечной ненавистью и злобой бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков, не зная страха, а лишь желание уничтожить живое… Наверное, именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс, и нажали эту чертову кнопку…

— Ох я и псих, — вздохнул он и, сделав глубокий вдох, осмотрелся.

Люди снова стали людьми. Предвестник чего-то нехорошего, коим являлся скрип качелей, исчез. Агрессия прошла. Николай посмотрел в сторону бара.

— И все-таки вы свиньи. Из-за этих баб забыли, что надо Юру помянуть. — Покачав головой, Васнецов пошел на рынок.

Девушка с короткой стрижкой и в разноцветном свитере крутила рукоятку лебедки, и ее торговый лоток с кассетами и старыми магнитофонами медленно, словно нехотя, со скрипом опускался в пол. Когда он наконец опустился полностью, она закрыла железную крышку и защелкнула на проушинах амбарный замок. Девушка выпрямилась и, слегка опешив, сделала полшага назад. Перед ней стоял молодой темноволосый человек с колючей щетиной на лице, в теплом свитере, одетом под камуфлированной курткой.