Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым

— Да не этим, с которыми вы имели счастье общаться. Есть группировка амазонок под названием «Таня». Это в честь немки одной. Любовницы и боевого товарища Че Гевары, которую в Боливии убили поганые империалисты. Между прочим, она имя Таня взяла в честь Зои Космодемьянской, которая на допросе Таней назвалась. Эти женщины нормальные. Мужчин, конечно, тоже не жалуют. Однако по более понятным причинам. Но нормально с ними контактируют. Без резни. Даже семьи некоторые из них заводят. Это, по сути, сталкеры женского пола. Они таких несчастных и угнетенных девчонок на попечение берут. Даже похищают рабынь у сутенерских банд. Вот им я этих девиц и отдал. А что с ними стало теперь, я не знаю. Это было лет пять назад. Наверное, умерли. Болели ведь очень.

Николаю стало не по себе от этой истории. Наверное, ему было не так скверно от визита в метро и от той иррациональной свирепости пленивших их амазонок. То, что рассказал сейчас Людоед, выглядело настолько житейским и обыденным, что пугало еще больше. Это не что-то локальное. Это жизнь множества маленьких общин, которые ради выживания превращают своих близких в продукты потребления. И сколько еще грязи подобной вокруг? И что еще может поведать Илья? А то, с какой легкостью он рассказывал о своих присоединениях к таким разным, странным и страшным группам, тоже шокировало. Неужели он действительно такой? Все-таки иногда казалось, что это человек с четкими принципами. Но так беспринципно себя вести… Или он врет, чтобы произвести впечатление? Да нет, не похоже.

Яхонтов задумчиво смотрел на Людоеда. Казалось, он думал то же самое, что и Васнецов.

— Ну, ты выспался? — наконец произнес Варяг.

— С вами выспишься, — усмехнулся Крест. — А что? Поменяться хочешь?

— Ну, в общем, да, — кивнул Яхонтов.

— Ладно. Отдыхай. А я понаблюдаю. — Крест прильнул к перископу, уступив место на сиденье Варягу.

Николай вздохнул и мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли. Интересно, что там дальше написано в записной книжке…

…Они вроде флотский спецназ. Двенадцать человек. Все офицеры. Точнее, девять офицеров и три прапора. Вернее, мичмана. Вообще, с недавней реорганизацией в этих званиях ни черта не разобрать. Прапоров да мичманов вроде как отменили. Ну да не важно. Мы все думали, чего им у нас делать? Но вроде они какую-то спецподготовку проходили на полигоне ГРУ. И похоже, их готовили к серьезной акции. И с ними три дня старший контролер брифинги за закрытыми дверями проводил. Тоже все жутко секретное. Даже обидно нам стало совсем. Вроде база наша. Мы тут хозяева, как-никак. А теперь то эти странные связисты, то эти моряки. И рулит всем этот контролер без имени. А они сами по себе ничего такие ребята. Моряки эти. Я всегда к флотским с особым уважением относился. Правда, был среди них один. Нервный какой-то. Молодой капитан-лейтенант. Фамилия, кажется…

Опять потекшие буквы. Николай нахмурился и стал напрягать зрение. Нет. Не прочесть. Одна буква «К» в начале и все. Хотя, может быть, это «Н». Ладно. Что там дальше?..

…когда эти фээсбэшники с собаками начали прочесывать метро. Что они там искали, никто из нас представить не мог. Примечательно, что примерно в это время в Москве начались одна за другой различные акции. Сначала шествия различных неправительственных организаций. Потом несанкционированные марши различных меньшинств. Причем всегда это оканчивалось беспорядками. Впрочем, как и в другие годы. Однако я не припомню, чтобы за несколько дней было сразу столько акций совершенно разных сил. Были бесчинства футбольных фанатов. Потом погром на рынке. Несколько крупных пожаров в центре. Создавалось ощущение, что все эти на первый взгляд никоим образом не связанные события кем-то дирижировались, чтобы отвлечь на них как можно больше спецслужб. В том числе и тех, которые занимались этими поисками в метро. В ту неделю у нас пять раз циркулярно объявляли тревоги. Причем трижды в режиме «Б». Но потом нам объявляли, что это были учения. Мы совершенно справедливо полагали, что это полный идиотизм. Для учений существуют другие сигналы. Но когда за неделю нам три раза объявляли боевую, а потом говорили, что, так сказать, шутка, то это сыграло с нами всеми именно злую шутку. Ведь восприятие этого сигнала притупилось. И когда его объявили через неделю в четвертый раз, то все к нему и отнеслись как к очередным учениям. То есть формально. И горько просчитались. Но до этого еще…

И снова размытый текст. Николай оторвался от записей и потер уставшие глаза. Нечасто приходилось читать в этом мире. Да и редко попадалось что-то, что можно было читать.

Что-то лязгнуло о корпус. Варяг резко поднялся и посмотрел на Людоеда. Тот развернул перископ. Затем стал вертеть им.

— Что это было? — спросил Яхонтов.

— Стреляли, не иначе, — пробормотал Крест. — По корпусу попали.

— Кто?!

— Вот ищу. Пока ничего не видно. Может, снайпер.

— Мы проехали Монино?

— Почти. Черт… Что за… Твою мать! — воскликнул Людоед. — Юра! Этот тазик быстрее ехать может?!

— Попробую, — ответил космонавт.

Луноход загудел и ощутимо прибавил в скорости.

— Ни хрена. Они быстрее, — мотнул головой Крест, глядя в перископ, направленный назад.

— Да кто там?

— Думаю, что эти самые терминаторы.

Еще несколько пуль лязгнуло по корпусу.

— Варяг, можно открыть оба шлюзовых люка одновременно? — спросил Крест, отпустив перископ и хватая автомат.

Николай сразу прильнул к смотровому прибору.

— Нет. Они открываются по очереди.

— Хреново. А аппарель на ходу открыть можно?

— Можно, — послышался голос Алексеева.

— Как только скажу, открывай. Только не до конца, а то он снег бороздить будет и ход замедлит.

— Ладно.

Крест отложил автомат и подвинул свой огромный железный ящик так, чтобы он стоял поперек заднего края салона. Затем он стал монтировать на нем свой жуткий пулемет.

По следам лунохода, разметая снег, мчались шесть снегоходов. Оседлавшие их люди были вооружены и одеты в черные одежды. На трех скоростных машинах сидели по два человека. Пассажиры вели одиночный огонь из автоматов. Расстояние между преследователями и луноходом быстро сокращалось.

Крест обернулся. На его лице снова, как и во время боя у Белого дома, Николай увидел это жуткое выражение. Смесь восторга и ярости. Предвкушение схватки и презрение как к смерти, так и к жизни.

— Юра! Открывай! Варяг, Коля, на пол ложитесь! Мой ящик от пуль защитит! Васнецов! Я сказал, на пол, что уставился?!

Николай подчинился и лег на пол рядом с Яхонтовым, прижимая к себе записную книжку. Аппарель стала медленно опускаться, впуская в салон дневной свет и пронзительный холод.

— Аллилуйя возлюбленной паре! — заорал Людоед. — Мы забыли, бранясь и пируя, для чего мы на Землю попали! Аллилуйя ВОЙНЕ, аллилуйя!!! Аллилуйя всем умершим детям! Наша жизнь, пролетая аллюром! На вопрос непроглядный ответит! Аллилуйя ВОЙНЕ, аллилуйя!!! Юнона и Авось, мать вашу!