Норман Хьюз - Месть волчицы

Тот, однако, упорный, не отстает. Мощный вороной жеребец, которого жрецу, каким-то чудом удалось выцепить из конюшен Логова, с легкостью несет невесомого всадника и не отстает от легконогой Искорки. Зато, отмечает Соня искоса, взглянув назад и удовлетворенно хмыкнув, седок уже сделался бледен, глаза горят, точно у одержимого, а лицо перекошено. Да ему явно путь этот дастся дорогой ценой. Парень не привык помногу времени проводить в седле. Ноги будут стерты до крови. И ходить он еще долго сможет не иначе как вразвалочку, припадая на бок, словно курица. У самой-то Сони на походных штанах для таких вот случаев, с внутренней стороны бедер нашиты длинные прочные полосы тонкой, особым образом выделанной кожи, которые помогают не стереть себе все ноги о седло и о бока лошади. Точно также и сапожки ее не простые. В них нога держится в стремени и ничуть не устает. Но с какой стати ей советовать нечто подобное этому мальчишке. Вот еще…

Она не может толком объяснить чем ей не нравится Муир. Да и особо не задумывается об этом. До недавнего времени она даже не подозревала о его существовании, покуда он не обратил на себе ее внимание, там в трапезной, обвинив невесть в каких грехах и преступлениях. С того самого мгновения неприязнь их была равносильной и обоюдной.

Чем ему не понравилась она сама, Соня также понятия не имела. Но подозревала, что ответ прост. За последние годы таких, как этот Муир, немало встречалось на ее пути. И всех этих самцов одинаково раздражало одно: что женщина, да еще к тому же красивая женщина, смеет выполнять мужскую работу не хуже, а зачастую и лучше, чем они сами. Что она осмеливается быть вольной в своих речах и поступках, а не сидеть, потупив взор, в ожидании, пока на нее соизволят обратить внимание. Их выводило из себя даже не то, что она мнила себя равной мужчинам, а то, что она считала себя лучше их. Забавно, что эта манера Сони мало трогала мужчин, действительно уверенных в себе, преуспевающих и нашедших свое место в жизни. Таких это как раз не задевало, им нравилось иметь дело с женщиной сильной и неглупой. Они отнюдь не чувствовали, что это умаляет их достоинство, — но вот другие, мужчины слабые, отчаянно пыжащиеся доказать самим себе и окружающим, что они что-то из себя представляют, о… для таких Соня была подобно жалящему слепню, и они не останавливались ни перед чем, пытаясь указать дерзкой рыжеволосой красавице, на ее «положенное» место. Разумеется, у них никогда ничего путного не выходило. И вскоре Муиру предстояло убедиться в этом на собственном опыте.

Но вот смеркается. Небо нынче густо затянуто тучами, и потому темнота наступает еще раньше, Поразмыслив, Соня решает не останавливаться на ночлег под открытым небом, и не столько даже потому, что холодная земля представляется ей слишком неудобным ложем: к такому она давно привыкла. Но ей не улыбается разделить свой костер со жрецом. Волей-неволей придется о чем-то говорить, хотя бы даже договариваться о том, кому когда дежурить. Может ли она положиться на этого щенка, позволить ему охранять ее сон…

Ну, нет. Муир был бы последним, кому Соня доверилась бы в этом деле, И потому, не останавливая коня, она на ходу сверяется с дорожной картой, которую дали ей в Логове, и, обнаружив, что до ближайшего постоялого двора осталось всего лишь каких-то полторы лиги пути, она, бодро присвистнув, дает шпоры Искорке. Кобыла, впрочем, и не нуждается в подбадривании, каким-то шестым чувством она словно знает о близости отдыха и сытного ужина, и потому, невзирая на усталость, бодро трусит по смутно желтеющей в полутьме дороге. Топот копыт вороного слышен за спиной, но Соня и не думает оборачиваться в ту сторону, даже для того, чтобы проверить, по-прежнему ли несчастный жрец держится в седле и не свалился ли на полдороге.

Как выясняется, на этом постоялом дворе, незатейливо именуемым «У трех сосен», Соне не раз уже доводилось останавливаться. Впрочем, сама бы она должно быть и не вспомнила об этом, — мало ли было подобных заведений на ее жизненном пути! — но хозяин, седобородый низкорослый крепыш, едва достающий Соне до подмышки, завидев рыжеволосую воительницу, с радостным возгласом устремляется ей навстречу. Из его сбивчивых приветственных речей, расшаркиваний и заверений в вечной преданности, она заключает, что, как видно, в последний раз была здесь при деньгах и в хорошем настроении, оттого и запомнилась к кабатчику как неплохая клиентка.

Усмехнувшись, Соня позволяет проводить себя в общую залу, проследив предварительно, чтобы мальчишка-конюший тут же, не отлынивая, позаботился о ее лошади. Сзади в ворота вваливается взмокший Муир, у которого, словно у загнанного одра, едва ли не идет пена изо рта.

Но на него никто не обращает внимания, ибо кабатчик занят одной лишь Соней, так что ему приходится самому расседлывать жеребца, на трясущихся ногах заводить его в стойло, и уж потом отправляться на ужин.

Оказавшись внутри, в небольшой зале, хорошо освещенной, несмотря на клубы дыма, он, по счастью, даже не пытается присоединиться к Соне, которая с наслаждением угощается принесенным хозяином элем, в ожидании горячего, — а, неуверенно пошатываясь, идет к свободному столу, недалеко от огромного очага, над которым булькает котел с похлебкой.

Там Муир и усаживается, а вскоре рядом пристраиваются и новые посетители, трое не то зажиточных крестьян, не то небогатых купчишек, ездивших, должно быть, на ближайшую ярмарку.

Вообще, постоялый двор полон, и Соне остается лишь порадоваться за хозяина, у которого дела в эту пору идут, видимо, неплохо. Впрочем, осень — время ярмарок, базаров и оживленной торговли. В это время на дорогах всегда полно людей. Торговцы везут товар на продажу, наемники бродят из города в город, стремясь до наступления холодов, подыскать себе теплое местечко на службе у какого-нибудь вельможи, чтобы не пришлось зиму коротать на большой дороге. Крестьяне, собрав урожай, везут вино, зерно и мясо, в город или к ближайшим скупщикам… Точно так же торопятся до зимы завершить свои дела коробейники, ищут пристанища певцы и менестрели, — в общем, осень для кабатчика самое милое время,

С удовольствием поглощая сытную жирную мясную похлебку, которую с поклоном поставил перед ней сам хозяин, не доверяя обслуживание почетной гостьи своим мальчишкам-подавальщикам, Соня исподволь окидывает зал взглядом, впрочем, без особого любопытства. Знакомых как будто бы никого, и точно так же она не видит людей, которых следовало бы опасаться. Рыжеволосая женщина в мужской одежде и с мечом на поясе тоже не привлекает особого внимания завсегдатаев. Первые несколько мгновений народ еще косился в ее сторону, но сейчас никто не смотрит, не перешептывается, все оставили ее в покое, занятые едой, выпивкой, игрой в кости и разговорами.