Питер Нэйл - Зов арены

— Во имя Эрлика! — похолодев, выдохнула она.

Чост едва слышно поскуливал от страха.

— Она не первая! — Голос его звенел и срывался.— За последние несколько лун были и другие жертвы, кто умер такой же смертью. Люди почти не говорят об этом, но мы-то знаем, я и мои друзья, что это… — Он замолчал, быстро взглянул по сторонам, глубоко вздохнул, будто собирался нырнуть в холодную воду, и выпалил: — Илорку!

Илорку… Соня знала, что это слово пришло из стигийского языка, но теперь вряд ли найдется хоть один человек во всей Хайбории, который не знал бы его. Илорку. Кровопийца. Кровосос. Вампир.

Копаясь в дневниках отца, Алинор узнала не только каким приемам магии обучился ее отец, но и, что самое главное, кто был его наставником. В Аренджуне жила старая ведьма по имени Осуму.

Эримиор подробно описал, как она выглядит, назвал место, где находился ее дом, изложил на бумаге все, о чем она когда-либо рассказывала ему, и перечислил все предметы, с помощью которых старуха занималась своим ремеслом.

Значит, для того чтобы отомстить, Алинор нужно обратиться к Осуму, имя которой означало «неизвестность», «тьма».

Алинор чувствовала, что уже знает достаточно, чтобы совершать несложные магические действия.

Колдовству ведь вполне можно научиться. Главное — поставить цель.

А затем, если человек обладал достаточным упорством, не был от рождения глуп и умел справляться со своими страхами, он вполне мог добиться успеха и даже достичь определенных высот.

А бояться было чего, ведь колдуну зачастую приходилось общаться с существами, которые не принадлежали миру людей и порой оказывались гораздо сильнее человека.

Алинор вдруг сладко зевнула. С вечера ей было никак не уснуть, и она взялась за дневники отца и читала далеко за полночь.

Затем она все-таки улеглась, но сон не шел, и девушка опять встала, едва храмовые гонги известили о начале нового дня.

Кто-то тихо постучал. Алинор подошла к двери и открыла ее:

— Заходи, Лейра.

— Я приготовила ванну, госпожа.

— Хорошо.

Пока Лейра ходила по комнате и тушила масляные лампы, Алинор подобрала темные волосы, заколола их, сняла ночную рубашку, надела легкий, свободный халат и сандалии и направилась в купальню.

Теплая вода с целебными травами приняла ее в свои объятия, и девушке почудилось, что она снова вернулась в детство и добрые руки кормилицы ласково поглаживают ее, снимая усталость, баюкая и утешая. На время все тревоги и горести отступили…

Завтрак ждал ее в комнате, но Алинор лишь едва притронулась к еде. Лейра, пришедшая убрать подносы, сказала:

— Госпожа, ты ведь почти ничего не съела. Ты не больна?

— Я просто не голодна,— нахмурилась Алинор.— Я что, теперь должна объяснять рабам свои поступки?

— Нет, нет, госпожа, прошу прощения.— Лейра начала поспешно собирать посуду, уронив при этом серебряный кубок, и на пушистом ковре тут же образовалось безобразное винное пятно.

— Да что с тобой такое? — сердито воскликнула Алинор.— У тебя все из рук валится!

— Прости, госпожа…

— Что с тобой?

Девушка подобрала кубок и, чуть снова не уронив его, поставила на поднос.

— Я… Просто очень расстроена, госпожа. Сегодня ночью погибла еще одна женщина.

— Еще одна?

— Да. И опять эти раны…

— Ай-яй-яй. — Алинор на мгновение задумалась.

— Мне страшно, госпожа Алинор. Я так боюсь… Этих…

— Тебе нечего бояться, пока ты здесь. Ведь ты же не бродишь ночью по улицам?

— Нет, госпожа!

— Тогда успокойся. Теперь позови Тирса — пусть он вынесет этот ковер. И скажи Силуму, чтобы подготовил паланкин. Я собираюсь в город.

— Да, госпожа.— Звеня посудой на подносе, Лейра быстро вышла из комнаты.

Осуму жила в бедном квартале на южной окраине города. Алинор приказала слугам подождать ее у входа в полуразвалившийся доходный дом, в котором сдавали внаем комнаты.

Богато украшенный паланкин и хорошо одетые слуги привлекли к себе повышенное внимание жителей близлежащих улиц: бедняки, конечно, часто видели, как знать проезжает мимо, но сюда, в их квартал, вельможи и толстосумы почти никогда не заглядывали, предпочитая делать вид, что нищеты, голода и болезней не существует вовсе.

Обитатели жалких лачуг начали стекаться к паланкину, кто из любопытства, кто в надежде на подачку, и городским стражникам пришлось встать на защиту знатной дамы: не приведи Митра, еще обидит ее кто-нибудь, тогда неприятностей не оберешься.

Алинор быстро прошла в проулок и толкнула дверь, которая вела на ветхую и весьма грязную лестницу.

Девушка поднялась на второй этаж и, стараясь обойти кучи всевозможного мусора, стала искать дверь, на которой, как говорилось в записях ее отца, должен быть изображен ястреб. С трудом отыскав ее, Алинор громко постучала. Никто не ответил.

Она постучала снова, и еще раз. Может быть, старухи нет дома? Или она плохо слышит?

Наконец из-за двери послышалось:

— Кто там?

— Осуму, мне надо с тобой поговорить. Я знаю, кто ты такая.

— А ты кто? Отвечай!

— Я дочь Эримиора. Позволь мне войти.

Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель можно было разглядеть только часть морщинистого лица на уровне плеча Алинор и глаз желтого цвета с черным зрачком.

— Дочь Эримиора? — прошамкала старуха.

— Алинор. Разве он никогда не рассказывал обо мне?

— Нет. Но я слышала, что у него была дочь.

Алинор поднесла к щели правую руку — на указательном пальце было надето кольцо с печатью дома Эримиора, вырезанной в камне.

— Теперь ты мне веришь?

— Нет. Откуда мне знать, что ты не украла кольцо?

— Ах ты, старая ведьма! Кто же еще станет иметь с тобой дело после всего, что произошло?!

Дверь захлопнулась. Послышался лязг и скрежет, как будто металлическую цепь протаскивали сквозь железные кольца. Затем дверь открылась, и старуха отступила, впуская гостью. Алинор вошла, осторожно оглядываясь по сторонам.

— Пожалуйста, закрой дверь, дочь Эримиора.

Девушка выполнила просьбу старухи.

— Что тебе от меня надо? — с испугом спросила Осуму.

Алинор повернулась к ней:

— Я пришла не для того, чтобы вредить тебе. Мне надо знать, что погубило моего отца. Я подозреваю, что за всем этим стоит Хавлат. Это так?

Старуха промолчала.

— Я могу присесть?

Осуму пожала плечами и жестом указала Алинор на другой конец комнаты, а сама устроилась на плетеной циновке в углу за низким столиком. Девушка снова окинула взглядом старуху и ее комнату и уселась на другую циновку. Осуму оказалась тощей, как скелет, с коричнево-серой морщинистой кожей. Ее одежда состояла из беспорядочного набора старых тряпок и шкур животных, а украшения ей заменяло множество разных безделушек, камней и кусочков резной кости.