Вадим Панов - Кардонийская рулетка

Потому что не знал никого, готового так истязать себя ради призрачной возможности ходить, в которую не очень-то верили даже лучшие врачи Герметикона.

— Как думаешь, что случится раньше: я доведу число повторений до тридцати, сдохну или избавлюсь от проклятого кресла?

— Зависит от того, сколько вы готовы поставить, мессер.

Помпилио рассмеялся и вытер поданным полотенцем пот.

— Бабарский приходил?

— Еще нет, мессер.

— Значит, результатов у него нет… — Террористы по-прежнему неуловимы, в противном случае ИХ не замедлил бы похвастаться. — Ну и ладно: фейерверк удался, всем было весело.

— Совершенно с вами согласен, мессер.

Впечатления от ночной прогулки у Помпилио остались самые положительные. И от продолжения веселья в компании Этель — тоже. Поспать, правда, удалось всего три часа, но это дер Даген Тура не смущало.

— Я хочу на свежий воздух.

— Да, мессер.

Валентин помог хозяину выбраться из пыточной машины.

— Хорошее утро.

— Да, мессер.

Унигарт просыпался: возвращались рыбацкие лодки, торопясь доставить на рынок первый, наисвежайший улов; перекрикивались торговки на этом самом, только открывшемся рынке; скрипели тележки молочников и туманил головы аромат свежевыпеченного хлеба. Примет утра много, но здесь, в центре, его наступление подтверждалось прихожанами, торопящимися в главный городской собор.

— День обещает быть удачным, — улыбнулся Помпилио.

— Вы что-то задумали, мессер?

— Чуть позже, Теодор, сейчас я хочу принять ванну и позавтракать.

— Да, мессер.

— И пригласи толкового специалиста: мне нужен маникюр, — адиген озабоченно оглядел руки.

— Да, мессер.

— И скажи, что это за крики? — Помпилио наконец-то обратил внимание на громкие голоса, доносившиеся из распахнутых окон предпоследнего этажа отеля. — У нас пожар?

— У нас синьорина Этель, — вздохнул Валентин.

Женские сборы — это всегда длительный, наполненный суетой, криком и драматическими поворотами процесс, отсылающий нас к эпохе величественных театральных постановок, длившихся по двенадцать часов кряду. Женские сборы — это внезапное понимание того, что извлеченные из шкафа платья вышли из моды, и слезы горя; поиск позарез необходимого колечка и слезы радости, когда через три часа оно отыскивается на самом видном месте; троекратное обещание никуда не ехать и столь же резкая смена планов… И не важно, насколько длительным предстоит путешествие: два дня или полгода; сколько горничных помогают в сборах… Хотя, пожалуй, нет: когда приказов ожидают шесть горничных, процесс женских сборов затягивается, две помощницы гораздо лучше, однако Этель Кажани не привыкла себя ограничивать, привлекла к работе всех, кто не успел спрятаться, и на два часа парализовала работу «Гранд-отеля Унигарт», устроив причудливую смесь муравейника и птичьего базара. Горничные кудахтали, личные помощницы верещали, мчались куда-то сосредоточенные посыльные и хватался за сердце управляющий. Невозможный гомон окутывал «царские» апартаменты «Гранд-отеля», но весь этот бедлам прошел мимо живущего этажом выше Помпилио. Дер Даген Тур принял участие в заключительной части постановки: явление Этель в пентхаус.

— Дорогой?!

Мучения не прошли даром: собравшаяся красавица поражала элегантным дорожным костюмом — шелк, перья, вышивка, глубокие вырезы на груди и бедрах, новомодные солнечные очки-«бабочки» и шляпка в стиле «колониальный гламур».

Певица перенервничала — она только-только закончила тяжелейшие сборы, — а потому позволила себе чуть больше эмоций, чем следовало.

— Дорогой?! — Удивление, растерянность и немного злости в голосе. Ровно столько злости, чтобы не оказаться за рамками, — умная Этель прекрасно понимала границы, выходить за которые не стоило. — Ты обещал отправиться со мной в Линегарт.

— Я передумал, дорогая. — Помпилио встретил молодую женщину по-домашнему: шелковый халат поверх пижамы, шейный платок и домашние туфли. Он только принял ванну, как раз планировал завтракать, но распорядился отвезти себя в холл, проявив уважение к чувствам молодой женщины. — У меня появились дела.

— На переговорах?

— Да.

— А… — На Кажани было жалко смотреть.

— Не волнуйся, Этель, — успокоил женщину адиген. — Базза получил необходимые указания: «Амуш» доставит тебя в Линегарт, дождется и вернет обратно. Гостевая каюта в твоем распоряжении, мы же встретимся завтра вечером.

Певица вплотную подошла к Помпилио и негромко сказала:

— Я рассчитывала на романтическое путешествие.

Взмах длинных ресниц, многообещающий взгляд, призывная улыбка, аромат духов… Женская магия во всей красе, однако дер Даген Тур очаровывался только тогда, когда сам этого хотел.

— Кто-то должен отвезти тебя на Андану, — напомнил адиген.

— Ты полетишь со мной?

— Почему нет?

Это обещание с лихвой перекрывало несостоявшееся путешествие в Линегарт.

— Ты такой милый.

— Не все с тобой согласятся.

— Мне лучше знать. — Еще один взгляд «глаза в глаза», последняя попытка уговорить адигена составить ей компанию. — Я действительно надеялась на романтическое путешествие.

— Я тоже опечален.

— Надеюсь.

Скрывая разочарование, Этель улыбнулась, нежно прикоснулась пальцами к губам адигена и быстро направилась к лифту, до последнего надеясь услышать призыв адигена…

Помпилио же вернулся в сад — Валентин отвез его к столику, — но приказал не торопиться с завтраком. Велел принести небольшой ящик из красного фербанландского кедра, поставил его на колени, открыл и задумчиво уставился на покоящуюся на черном бархате бамбаду. На «Улыбчивого Ре», созданного гениальным Бартеломео дер Га, на подарок великого мастера, сделанный много лет назад, в тяжелейший для Помпилио момент. С тех пор шестизарядная бамбада стала неразлучным спутником дер Даген Тура, и один лишь ее вид вносил в душу адигена успокоение.

«Что же делать? — Помпилио прикоснулся к холодному металлу, к украшающим ствол золотым насечкам и легко, словно опасаясь сбить установку, — к мушке. — Что же мне делать?»

Принятые решения, данные себе обещания, подкрепленные железной волей, — все полетело в тартарары при первом же взгляде на Лилиан. Или — при первом же взгляде Лилиан. При первых звуках ее голоса. При одном лишь понимании, что вот она — рядом. На расстоянии шага. Недоступная. Помпилио улыбался, шутил, язвил и на равных — немыслимое дело! — на равных держался с Фредериком. Последние дни стали проверкой его духа, но даже алмаз имеет предел прочности.

— Будем откровенны: я не могу.

Это проигрыш? Или наоборот? Или…

— Плевать!

Что означало признание: слабость или силу, Помпилио не волновало. Гораздо важнее было то, что он исполнит мечту и прогонит сковавшую душу тоску. Гораздо важнее было то, что он перестанет сидеть сложа руки и попытается стать счастливым. Получится или нет — вопрос второй, главное, что он попытается.