Вадим Панов - Кардонийская рулетка

«Почему ты такая горькая, победа?»

На грустные приотские корветы — орудийные стволы задраны, флаги опущены — направляются абордажные команды. Паровинги садятся на воду, но людей не видно — команды торопливо ремонтируют поврежденные фюзеляжи.

— Мы перенесли Френка в «салон», — хмуро сообщает появившийся Шварц. К победе, судя по всему, он испытывает те же странные чувства, что и Кира.

— Спасибо.

— Не за что. — Стрелок без спроса усаживается рядом и достает из кармана флягу: — Будете?

— Давай.

Коньяк обжег, но не взял, не затуманил голову, лишь подчеркнул горечь.

— Хотите что-нибудь сказать, коммандер? — негромко спрашивает Шварц.

— Да. — Кира молчит, а затем, неожиданно даже для себя, одним-единственным словом подводит итог длинного дня: — Дерьмо.

в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие

Пинок Пустоты — так это называется. Пинок Пустоты — и никак иначе.

Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее — собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет — зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.

Пинок Пустоты — так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.

Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.

И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.

Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах — салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.

Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали — среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.

— Кардония, адиры, — объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.

Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.

— Наконец-то!

— В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.

— Пусть откроют вино.

— И легкие закуски.

— Тебе бы только есть.

— Я немного нервничаю в Пустоте.

В главном салоне «Арамалии» находилось тринадцать человек: шестеро дипломатов, составляющих Чрезвычайную миссию Палаты Даров, их жены и старший помощник капитана флаг-яхты, сопровождавший важных персон во время перехода. Старпом был ямаудой, на Знаки Пустоты не реагировал и мог в случае необходимости быстро оказать помощь.

— Мне показалось, я слышу чей-то голос.

— Главное, мы прилетели.

— Слава Доброму Лукасу.

— Цепари считают, что в переходах через Пустоту помогает святой Хеш, — с улыбкой заметила Лилиан дер Саандер.

— Значит, слава ему, — рассмеялся ее супруг, кудрявый Фредерик. — И Доброму Лукасу — тоже.

И заслужил одобрительные возгласы подчиненных.

Все находящиеся в салоне адигены были патриотами и в первую очередь славили своего Праведника, а уж потом — святых, стоящих, в понимании каатианцев, гораздо ниже Доброго Лукаса.

— Праведник ведет нас, дорогая.

— Я знаю.

— Но Хешу я тоже благодарен.

— Я просто напомнила о нем.

Лилиан дер Саандер каатианкой не была — она родилась и выросла на Заграте, и род ее, чего уж скрывать, знатным не считался. Но природная красота, огромное состояние, а главное — острый ум позволили молодой женщине легко освоиться в новом окружении. Свадьба с Фредериком дер Саандером состоялась меньше года назад, а на Каате уже не стесняясь называли молодого дипломата подкаблучником и прямо указывали на то, что его карьерные успехи, включая назначение на должность чрезвычайного посланника, — заслуга умной и целеустремленной супруги.

— Это и есть Унигарт? — прощебетала Нэнси дер Маардак, жена первого секретаря миссии.

— Нет, адира, это сферопорт, сам Унигарт расположен к востоку, — почтительно сообщил старший помощник. — Зато отсюда открывается превосходный вид на его знаменитые, острые, словно карандаши, крыши.

— Я слышала о них. — Лилиан поднялась и подошла к боковому окну, за ней немедленно последовали остальные женщины, а за ними — их мужья.

Адира дер Саандер была красива: высокая, стройная блондинка с узким, идеальным, без единого изъяна лицом, она привлекала внимание, притягивала и в то же время — отталкивала. Адигенским холодком отталкивала, который веял от гордого лица молодой женщины. Лилиан умела быть теплой, располагать к себе собеседников, и не всегда такое поведение объяснялось только необходимостью: молодая адира ценила умных людей, независимо от их происхождения. Однако даже в самом дружеском ее разговоре нет-нет да проскальзывала тень адигенского превосходства.

— Жаль, что до города далеко.

— Отсюда лучший вид, — повторил старший помощник. — Поверьте мне, адира, просто поверьте.

«Окно» перехода открылось для «Арамалии» в полутора лигах над землей. На небе — ни облачка, портовый вижилан остался слева и сзади, и его ощетинившаяся орудийными стволами туша не мешала наслаждаться видом.

— А впрочем, неплохо, — пробормотал Фредерик.

— Согласна, — шепотом ответила Лилиан.

— Я ожидал чего-нибудь жалкого, — хмыкнул Майк дер Маардак.

— Кардония — не глухая провинция, адир, — вежливо произнес старпом. — Это вполне развитая планета.

И ее лицо — сферопорт — наглядно подтверждало утверждение ямауды.

Унигарт заполнил собой самый кончик вонзившегося в Банир полуострова Длинный Нос, и издалека действительно казалось, что некий великан шутя расставил на земле множество остро заточенных карандашей разной длины, поскольку почти каждое здание сферопорта заканчивалось башенкой с длинным шпилем. Квадратной или круглой — не важно, важно то, что все башни уходили вверх, оставляя основную часть дома далеко под собой и создавая неповторимый, навсегда запоминающийся вид.