Александр Кулькин - Когда наша не попадала

– А ты говоришь, ногами бить не можно…

– Так то ж людей, батько.

Самурай подошел к атаману, семенящая рядом девушка наклонилась и, погладив Джуна по голове, что-то сказала ему извиняющимся шепотом.

– Госпожа Айко просит проводить её до дома, к сожалению, гэндзины совсем забыли заветы своих предков и потеряли не только лицо, но и облик настоящих людей!

– Проводить – это завсегда пожалуйста, – вежливо поклонился Кудаглядов и поинтересовался: – А кто такие гэндзины? Нас тоже так называли.

– Чужаки! – сухо ответил Хачиро. – Но вас так называют по ошибке. Вы – гэста, то есть гости, которым рады.

Улица спускалась, и в запах пыли, пряностей стал проникать запах моря. Но в обычном вольном духе чувствовалась какая-то кислая, раздражающая вонь. Джун чихнул и стал тереть нос лапой, смешно прыгая на оставшихся трёх. Но никто не засмеялся. Внизу расстилалась бухта, окруженная горами, и на серой грязной воде разлеглись чёрные туши кораблей. Тонкие высокие мачты то и дело прятались в клубах дыма, извергаемых высокими трубами. Дым этот и был источником нечистого запаха.

– Курофунэ, – прошептала кицунэ и, вздрогнув, прижалась к самураю. – И их четыре.

Молодой воин помрачнел, но внешне спокойно ответил:

– Госпожа, нам ещё долго идти? Мне обязательно нужно проводить наших гэста к дансяку.

– Как?! – всплескнула руками хитрая лисичка, показав свои изящные ручки. – Неужели вы не окажете мне любезность и не посетите мой чайный домик?

Хачиро на миг склонил гордую голову:

– Госпожа Айко, это великая честь для меня и моих друзей, но долг зовёт нас. Если вы позволите, мы посетим вас позже.

– Я не позволяю, а настаиваю! – притопнула ногой девушка, но потом смущенно потупилась. – Простите, мой господин, из-за потрясений сегодняшнего дня я совсем забылась.

Хитрый взгляд, брошенный на Ивана, полностью опровергал её смирение, но волхв только отвернулся в сторону, скрывая улыбку. Белая лиса не собиралась причинять вред самураю, так что вмешиваться причин не было. Отворилась дверь в каменной стене, и госпожа Айко быстро скрылась в калитке, не позабыв взять с Хачиро обещание навестить «бедную отшельницу, совсем забывшую чайную церемонию». Высокий для нихонца привратник уважительно, но с достоинством поклонился самураю, цепко осмотрел ватагу, тоже поклонился всем и закрыл дверь.

– Слушай, может быть, оставить кого-нибудь? – спросил атаман, – А то эти, как их, курофаны, совсем близко.

– Курофунэ, – машинально поправил стоящий с отсутствующим видом Хачиро. – По вашему – «чёрные корабли». Нет, не надо. Привратник из ронинов, то есть из воинов, и он явно не один. Если рыжие сюда сунутся, им будет очень плохо. Нам нужно спешить.

– Погодь, – подал голос Михайло. – Мы рядом с этими курофанами, тьфу ты, курофунями. Давай-ка их посмотрим, потом легче будет с твоим князем говорить. Много времени это не займёт.

Воин немного подумал и согласился. Осторожно ступая по ставшей грязной улице, ватага стала спускаться ближе к воде, но тут ину фыркнул и скрылся в узеньком переулке. Через минуту оттуда вышел Джун, поправляя соломенную шляпу, поклонился самураю и негромко произнёс:

– Запах невыносимый.

Все промолчали, запах кислятины было тяжело переносить и человеку, а уж псу и подавно. Остановившись у самой воды, люди стали рассматривать угрюмые кляксы кораблей.

– Что видно, Иван? – поинтересовался атаман, отводя взгляд от моря.

– Неживое это, батька. И угрожающее. Вон видишь в белой полосе чёрные дыры?

– Ага, бачу.

– Так вот, люки-то открыты. А за ними смерть громовая, готовая к действию.

– Это ты про что? Про ту серую гадость, что византийцы придумали? Так князь мерзавца на бочку с этой дрянью посадил и огонёк лично поднес.

– Видно, не один мерзавец на свете был, – вздохнул Иван, – Много на тех кораблях этого порошка, и в железные шары он закатан.

– Так что, мы огонька не найдём, что ли? – обрадовался Лисовин. – Хай полетают.

– Погодь, – махнул рукой Спесь Федорович. – Тут подумать надоть. Прежде чем в чужом доме распоряжаться, хозяев спросить не мешало бы.

Спор прервал резкий барабанящий звук, и все быстро обернулись. К воде спускалась странная процессия. Впереди шли нихонцы, несколько самураев, а по бокам люди с палками в руках. А вот за ними…

Чёткой коробкой маршировали здоровяки, затянутые в белое. Их башмаки в унисон стучали по камням мостовой, высекая искры, черные шейные платки развевались в такт движению и глаза смотрели только вперёд. На плечах у них лежали металлические трубки, из которых противоестественно вырастали деревянные, полированные обрубки. Чем-то зловещим тянуло от этих странных орудий, которые горделиво возлежали на своих хозяевах. Но хозяев ли? Механические движения под мерный рокот барабана выглядели искусственными, как будто бы эти предметы поработили людей и выбили из их голов все мысли, кроме убийства. «Ружья», – всплыла подсказка в голове волхва. Перед первой шеренгой изгалялись с палочками в руках трое пацанов в такой же форме. Они и служили источником этого раздражающего монотонного звука. А в центре на черном жеребце восседал невысокий человек. Чёрный же сюртук, золотистые нашлепки на плечах, отороченные бахромой. Несколько цветных лент украшали его грудь, но всё равно он был похож на ворона-падальщика. Оловянные глаза смотрели только вперёд, над людьми. Казалось, там, впереди, за морем, за горизонтом он видит что-то своё, поглощающее его и недоступное для остальных. Иван осторожно прикоснулся к его разуму и едва удержался, чтобы не сплюнуть. Человек, главный над этими чёрными кораблями, думал только о жареном мясе, которое приказал приготовить к своему возвращению. Ещё в его воспоминаниях чувствовалось раздражение на неуступчивость местного князя и смутная угроза. В мыслях сверкнула молния. Он решил что сначала ещё раз прочитает бумаги своего правителя, а потом… Вновь возникло видение куска мяса, графина с какой-то бурой жидкостью, и Иван отвернулся. Было противно.

Не глядя по сторонам, упиваясь своей силой, гэндзины прошагали к воде, и остановились, как металлические фигурки в хитроумной шкатулке, подаренной отцу князя желтолицыми купцами. В детстве князь любил крутить ключик, чтобы потом смотреть на представление, когда же ключ переставал вращаться, то искусно вырезанные люди, животные и птицы застывали, как будто их охватывал сон. Но потом, как рассказывал Ивану учитель, князь охладел к игрушке, потому что понял: он не бог, чтобы оживлять пусть и механическую, но жизнь. Из раздумий юношу вырвал голос Хачиро. Смотря на бухту, он читал стихи: