Джим Батчер - Фурия первого лорда

— Ваше Высочество.

Тави вернул приветствие. Посланник был старшим центурионом сил обороны города, вернувшимся на службу из отставки для этой цели, лет сорока или пятидесяти.

— Центурион… Рамус, не так ли?

Мужчина улыбнулся и кивнул.

— Так точно, сэр.

— Докладывайте.

— Лорд Сенешаль Ванориус свидетельствует свое почтение, сэр, и послание от Ривы.

Тави поднял брови.

— Водное послание?

— Да, сэ… — глаза центуриона прыгнули за Тави на Китаи, и он внезапно поперхнулся на полуслове. Резко откашлявшись, он склонил голову вновь и отсалютовал снова.

— О. Прошу простить моё вторжение, леди Посол.

Тави оглянулся, просто чтобы удостовериться, что платье все еще было надето на девушку. Да, было. Но с Китаи никогда нельзя было знать этого наверняка. Но он не мог винить Рамуса за запинку. Она выглядела ошеломляюще.

— Послание из Ривы, центурион? — продолжил Тави.

— Да, сэр, — сказал мужчина. — Лорд Аквитейн сообщает, что на город напали.

Тави моргнул и проподнял бровь, не позволяя себе высказать никаких больших признаков удивления.

— Серьёзно?

— Как? — резко потребовала ответа Китаи.

— Послание было недлинным, сэр, — ответил центурион. — Милорд Ванориус просил передать вам, что какое-то вмешательство почти сразу прервало связь. Что Аквитейн успел только появиться, передав своё изображение и голос, сумев каким-то образом прорваться, несмотря на блокировку передачи водных сообщений, которую ворду удавалось поддерживать до… до недавнего времени, Ваше Высочество.

— Ясно, — сказал Тави. Он вдохнул, кивнул сам себе и затем резко взглянул через плечо на Китаи.

Она кивнула, уже облачившись в тёмный дорожный плащ.

— Я поговорю с ней незамедлительно.

— Благодарю, — произнес Тави.

Как только Китаи ушла, он обратился к Рамусу:

— Центурион, пожалуйста, передайте Лорду Сенешалю мое почтение и сообщите, что наши планы на отправление сдвинулись на тридцать шесть часов. Мы выдвигаемся сегодня ночью. Город должен быть подготовлен к принятию войск и беженцев несколько раньше, чем мы рассчитывали.

— Да, сэр, — твердо ответил Рамус, но его глаза не покидало сомнение.

Тави глянул на него. Рамус был всего лишь человеком, но из тех, к кому прислушиваются остальные. Антилланцы и канимы окажутся наедине друг с другом в очень опасной близости. Эта была одна из возможностей зародить зерна доверия, которые он сеял, как только предоставлялась такая возможность в последнее время.

— Центурион, — сказал Тави, — я был бы благодарен, если бы вы высказали свое мнение.

— Они канимы, сэр, — насупился легионер. — Они животные. Я боролся против их рейдеров в своё время в Легионе. Я видел, что они делали с нами.

Тави раздумывал мгновение, прежде чем ответить, и, наконец, сказал:

— Я могу сказать, что Легион может использовать животных, особенно в такой войне, как эта. Но правда заключается в том, что они тоже являются народом. Они наши враги и не претендуют на нечто большее. — Он улыбнулся, обнажив зубы. — Но сейчас у нас имеется куда большая проблема. Я сражался с канимами лично, как против них, так и рядом с ними, центурион, и у меня есть шрамы, чтобы доказать это. Я провёл больше времени в полях, сражаясь с ними, чем любой другой командир в истории. Они порочны, дики и беспощадны. И они держат своё слово.

Тави положил руку на плечо легионера.

— Следуй приказам, солдат. Они будут следовать своим. И если мы будем умны и удачливы, возможно, мы будем резать друг другу глотки уже в следующем году.

Рамус нахмурился. Он начал было поворачиваться и заколебался.

— Вы… Ты действительно так считаешь, сынок? Ээ, сэр?

— Другого пути нет. Они в том же самом углу, что и мы. И некоторым из них я куда скорее доверю свою спину, чем множеству алеранцев, которых я знаю.

Рамус хохотнул:

— Это правда, вороны бы ее побрали, — он расправил плечи и ударил кулаком себя в грудь. — Я передам ваши слова лорду Ванориусу, сэр.

— Хорошо, — сказал Тави. Он снял клинок с бедра центуриона, развернулся и насадил на него то, что осталось от его жаркого. Затем он вернул клинок назад мужчине.

— На обратный путь. Нет смысла дать ему пропасть просто так. Удачи, центурион.

Рамус принял кинжал назад с небольшой, быстрой улыбкой.

— Спасибо, Ваше Высо…

Внезапно с севера пришёл порыв ледяного ветра, стена холодного воздуха, чья температура была градусов на тридцать ниже и без того прохладной северной ночи. Мгновенно ночь притихла и уже следующий порыв ветра чуть не опрокинул шатёр.

— Кровавые вороны! — вскричал Рамус, подняв руку, чтобы защитить лицо. Взбитое ветром море, казалось, стонет от протеста, обращая свою поверхность в мелкие брызги. — Что это?

Тави поднял свою руку и повернулся к северу, вглядываясь в небо. Облака превратились в серую тьму, разлившуюся с севера на юг.

— Ну, что ж, — произнес он, обнажая зубы в ухмылке, — самое время.

Он сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул, перекрыв рёв внезапно поднявшегося холодного ветра — трюк, которому научил его дядя Бернард, когда он еще пас овец. Он подал быстрый сигнал стражникам, которые с готовностью собрались около него.

— Отдых кончился, ребята, — проговорил он, — доставайте запасные плащи. Пора спасать Империю.

Валиар Маркус заметил, что его преследуют, когда почти дошел до четвертого ряда палаток в первом квадранте лагеря Первого Алеранского Легиона.

Ночью в рядах выцветших, потрепанных палаток стояла тишина, нарушаемая только случайным храпом.

Прогулка между ними была жутковатым опытом, сравнимым с прогулкой по кладбищу; палатки, казалось, светились, отражая свет практически выбеленным холстом.

Миновать расположение белых тентов Легиона и не выделиться резким темным силуэтом на фоне ткани было нелегкой задачей — это и было причиной и следствием того, что каждый Легион в первую очередь использовал белое полотно.

Но это всё же было возможно при наличии должного терпения и навыков.

Маркус не мог с уверенностью сказать, по каким признакам заметил за собой хвост. Он давным-давно перестал сомневаться в таких вещах.

Он занимался этим всю свою жизнь, и казалось, что его разум уже сам, непреднамеренно, составляет из десятков крохотных, почти интуитивных, сигналов целостную картину окружающей обстановки.

Достигнув своей палатки, вместо того, чтобы зайти в неё, он замер совершенно неподвижно и остался в таком положении.

Он дотянулся до земли и направил часть своего сознания в окружающую его почву.

Биение сердец и глубокое дыхание пары сотен легионеров потекло вверх через его ноги осязаемым ощущением, которое чем-то напоминало шум волн, разбивающихся о берег.