Андрей Посняков - Сокол. Трилогия

Волнуясь, оба подошли к галерее, угодив под пристальный взгляд ажана.

– Вы что же, хотите зайти внутрь? – Подойдя ближе, полицейский в упор посмотрел на молодых людей. – Не советую, господа. Очень не советую!

В этот момент из галереи донесся какой-то шум, и на улицу, едва не сбив с ног несколько опешивших приятелей, вылетел какой-то громко кричащий человек, очень похожий на библейского патриарха Иова, каким его любили изображать в иконографии – с обширной лысиной и растрепанной седой бородой.

– Извозчик! Извозчик! – Углядев неспешно катящий невдалеке экипаж, «Иов» замахал руками. – Сюда, сюда, быстрее! Две тысячи франков! Две тысячи франков. – Это он уже бормотал про себя, не поймешь – то ли с радостью, то ли с завистью. – Надо сказать Ренуару. За его «Обнаженную» только что предложили тысячу франков!

– Неужели тысячу?! – недоверчиво переспросил ажан.

Ничего не ответив, патриарх замахал руками:

– Извозчик! Сюда, сюда… Ну наконец-то! Гони на Монмартр, живо!

– Ну что, пойдем, что ли? – Оглянувшись на полицейского, Антуан решительно толкнул приятеля в бок.

– Да, идем. Где здесь касса?

– Там спросим.

– Эй, эй, куда же вы?! – опомнившись, закричал ажан. – Эх… А с виду такие приличные юноши!

Внутри, к удивлению и даже некоторому разочарованию друзей, оказалось весьма обычно и даже, если можно так выразиться, респектабельно. Обычная галерея, обычные картины… мертвые, словно фотографии. Академизм!

А вот из второго зала доносились возбужденные голоса.

– Вот, – указал рукой Макс. – Туда-то нам и надо.

– Подожди, дай Милле посмотреть.

– Да смотри… А я все же…

Не договорив, юный фараон оставил приятеля и решительно направился во вторую залу, гораздо больше и многолюднее первой. Да, зрителей здесь было побольше, куда больше. И все вели себя довольно странно – переговаривались, шептались, хихикали. Наверное, под впечатлением от картин, а они действительно производили впечатление… Особенно вот эти две! Одна – девчонка в красном кимоно, но не японка, а миниатюрная такая блондиночка, парижанка. Издалека смотрелась как вполне обычная картина, но если подойти ближе, становились заметны крупные пастообразные мазки – именно они и привлекали внимание зрителей.

– Да она покраснеет от обилия красной краски! – заметил кто-то.

– А вам больше нравится зеленая? – тут же парировали в толпе. – Тогда взгляните-ка вон туда!

Там, метрах в трех, в числе прочих висела вторая картина, моментально притянувшая к себе любопытный взгляд юноши – обнаженная до пояса девушка, освещенная проникающими сквозь зеленую листву солнечными лучами.

– Вы только посмотрите! Как будто разлагающийся труп!

А Максиму понравилось!

Понравились теплота, дыхание жизни, явственно исходившие от картины. Четко ощущался запах свежей листвы, солнечный свет – казалось, вот стоит протянуть руку, и тотчас же почувствуешь теплоту лучей. И девушка с неуловимым выражением на лице тоже казалась живой, вот на правой груди ее играют два солнечных зайчика… миг – и они перепрыгнут на левую или еще куда-нибудь, умчатся, растворяясь все в той же листве, и вот это мгновение – именно это – будет уже навсегда утрачено.

А зрители вокруг, не переставая, обсуждали, переходили от картины к картине – здесь висело много пейзажей, изображавших луга, поля, лодки на Сене – все мерцающее, живое. Вот, к примеру, облака – прямо чувствуешь, как их несет ветер. А вот вода в реке в пасмурный день… нет, все же день не совсем пасмурный, сквозь облака серебром блестит солнце, и это серебро льется в реку мерцающим ручейком игривого света. И чувствуется, что вода – холодная, и что день – не очень, однако видишь, буквально видишь, как – вот-вот, понемножку, начинает теплеть.

– Здорово как! – шепотом похвалил Макс. – Как будто это я сам рисовал. Слился с художником.

– Да уж, – согласился Антуан – ага, он уже был здесь, рядом. – Пейзажи мне тоже понравились, но вот что касаемо портретов…

– За «Японку» предложили две тысячи! – прошелестело в толпе. – Месье Моне – счастливчик. Вряд ли кто-то здесь еще хоть что-то умудрится продать за такую цену!

– Ну, не скажите. «Обнаженную» уже тоже купили.

– Интересно, кто же? – быстро переспросил Максим.

– Какой-то владелец лавки картин. Да кто что купил – об этом завтра же будет напечатано в «Фигаро»!

– В «Фигаро»?

– Ну да, молодой человек. Видите во-он того долговязого франта? Так это сам Альбер Вольф, журналист.

– Бульварный писака ваш Альбер Вольф!

– Тсс!!! Господа, как же вам не стыдно?!

Друзья вернулись под впечатлением. Да собственно, слово «импрессьон» и значит – «впечатление». Было от чего его получить!

– Нет, девушка в кимоно, ладно, – все никак не мог успокоиться Антуан. – Но вот та обнаженная! Словно утопленница… Брр!

– Что бы ты понимал! А мне так наоборот, понравилось.

– Да у вас там, в России… Нет-нет, молчу – а то поссоримся. Давай-ка лучше выпьем, дружище!

На следующий день Антуан принес свежий выпуск «Фигаро», популярной в истеблишменте газеты. Матерый журналист Альбер Вольф и на этот раз не обманул ожидания читающей публики.

– Нет, нет, не хватай. – Смеясь, молодой француз замахал руками и упал в кресло. – Я сам тебе прочту. Вот… «Улице Лепелетье» не повезло. После пожара Оперы на этот квартал обрушилось новое бедствие». Это про выставку – ха-ха-ха!

– Ты не смейся, а уж раз взялся читать, так читай дальше!

– Читаю, читаю, не сердись. Итак… «Эти так называемые художники… они берут холст, краски и кисть, наудачу набрасывают несколько случайных мазков и подписывают всю эту штуку. Это ужасающее зрелище человеческого тщеславия, дошедшего до подлинного безумия. Заставьте понять господина Писарро, что деревья – не фиолетовые, что небо – не цвета свежего масла… Попытайтесь вразумить господина Дега, скажите ему, что искусство обладает определенными качествами – рисунок, цвет, выполнение, контроль… и он рассмеется вам в лицо и будет считать вас реакционером!»… Слышал? А, вот еще интересно: «и вот подобное собрание ужасов показывают публике, не задумываясь над тем, какие фатальные последствия это может иметь!» Поистине, не так уж и глупо сказано. А, вот и о твоей «Обнаженной» – «попытайтесь объяснить господину Ренуару, что женское тело – это не кусок мяса в процессе гниения с зелеными и фиолетовыми пятнами, которые обозначают окончательное разложение трупа». А? Каково?

– А там не написано, кто все же купил эту «Обнаженную»?

– Там много кто чего купил. Правда, за смешные деньги. – Антуан ухмыльнулся. – А, вот… за «Японку» отвалили две тысячи, за «Обнаженную»… тоже нашелся один, выложил тысячу франков! Целую тысячу! – Юноша снова вчитался в газету. – Некий господин Мишель Якба, владелец лавки на набережной Сен-Мишель.