Андрей Акулов - Панголин. Запретная книга(СИ)

Грэм аккуратно разгреб сырую солому, служившую постелью, и нащупал утрамбованную землю. Пола не было. Подполз к решетке и насколько можно заглянул за угол.

Широкая, скудно обставленная длинная комната, больше похожая на сарай. Мерцающего желтого света печки хватало, чтобы осмотреть видимую часть. Окон не было – день сейчас или ночь неизвестно. Комната размером превышала тот небольшой домик на берегу озера. Кроме выстроившихся в ряд камер, у печки стаяла грубо отесанная скамья и небольшой столик. Камера панголина – узкая и длинная настолько, что можно лечь во весь рост – была крайней.

За деревянной стенкой в соседней клетке кто-то зашевелился, сдавленно запищал, и вскоре вся комната наполнялась шуршаниями, тресками, скрипами, рычаниями и булькающими бормотаниями.

- Кто здесь? – спросил Грэм.

Лучше бы он этого не делал: ему ответили усилившимся шорохом и палитрой нечеловеческих утробных голосов – ни одного внятного звука. К нарастающему возбуждению прибавились царапания и скрежет грызущих металл зубов. Панголин отпрянул от решетки. Как по приказу невидимого командира разом все стихло. Протяжно скрипнула открывающаяся дверь где-то у противоположной стены.

- Наш новый зверек проснулся? - спросил хриплый голос.

- Кто ты? Что ты собираешься со мной делать? - Грэм подполз к решетке.

- Проснулся? - протянула женщина, усаживаясь на скамью. – Я Вергина. Для тебя – хозяйка. А вот что с тобой будет, я еще не решила. У меня много планов. Все будет зависеть от того, какой ты человек… Видишь ли, я сейчас занимаюсь одним исследованием, и мне нужны люди определенного склада. Ты знаком с мутациями?.. Панголин молчал.

Старуха зажгла свечу на столе:

- Какая же я невоспитанная. Важного гостя надо накормить. Устал с дороги? Откуда ты пришел? - улыбаясь, спросила она и серьезно добавила. - Не молчи. Не гневи старую женщину.

Вергина встала, опираясь рукой о край стола. Заглянула в печь. Взбудоражила кочергой мирно тлеющие угольки, крякнула и выпрямилась. Медленно подошла и сунула пленнику лепешку – холодную ладонь обожгла горячая корочка. Грэм несколько раз перекинул с руки на руку, подул и впился зубами в мягкий пресный калач.

Старуха уселась, опираясь на стол:

- Я слушаю.

Охотник, жуя лепешку, спокойно начал рассказывать о своих злоключениях. Заучив наизусть краткий пересказ своей биографии еще в яме, он наслаждался едой, изредка отвлекаясь на вылетающие слова, но когда дошел до отца Иакова, Вергина вскипела:

- Иаков! Змей! Помойная крыса!

Панголин умолк и перестал жевать. Лицо старухи искривилось в гримасе злобы.

- Продолжай, - спокойно сказала она, взяв себя в руки.

- Так я и пришел сюда, - закончил Грэм, проглатывая последний кусок.

- Хорошо, - она прищурилась. - Отдыхай пока. Бальдору ты понравишься.

- Кому?

- Моему мужу Бальдору. Он сейчас в грибнице собирает слезу.

Вергина поднялась и направилась к выходу, заглядывая поочередно в каждую камеру.

- И не вздумай чудить, панголин, я могу разозлиться, - не оборачиваясь, сказала она.

Пляшущее пламя свечи в трясущихся руках освещало массивную фигуру. Казалось, шаги причиняют ей боль. Она с трудом открыла тяжелую дверь и, крякнув, перелезла через высокий порог.

В комнате стало совсем темно, только тускло светились оранжевым жаром угли в печи. Притихшие было соседи, снова заерзали. Сон-трава еще пригибала к земле, и Грэм растянулся на соломе. Расслабился, расплываясь по полу, отпустил каждое сухожилие, каждую мышцу. Через некоторое время полной неподвижности, беззвучное гудение невидимой вибрации охватили все тело. Пошевелил рукой в чувственном воображении, то есть представил, что пошевелил, но так явно, как будто действительно это сделал. При этом ощущение соломы на пальцах исчезло, превратившись в вязкую жидкость. Поднес ладонь к глазам – рука, вначале бесформенная чужая, быстро менялась и плыла, но одновременно с нарастающим давлением в груди замедлялась. Вскоре приобрела свою форму, и замерла в знакомом узоре линий – каждая черточка, каждая складочка была родной и знакомой. Когда форма ладони окончательно застыла, реальность вокруг преобразилась, приобрела краски и живость. Появился невидимый источник тусклого света. Исчезло неудобство и головная боль.

Грэм рывком взлетел и встал на ноги. Просочился сквозь решетку и обернулся на ряд клеток. Их было всего шесть: четыре узких и две широких. Заглянул в соседнюю. Там, свернувшись в комок, спал мутант небольшого размера – смесь собаки с чем-то еще. Охотник не стал разглядывать и проплыл дальше. В трех узких камерах сидели муравьиные мутанты – не очень удачные помеси с разными мелкими животными. Выглядели они скорее жалко, чем опасно. Зато в двух последних были действительно монстры. Первый – огромный ящер с длинным толстым хвостом, усеянным острыми шипами. Он стоял прямо, обхватив прутья решетки когтистыми лапами. Огромные черные глаза, не моргая смотрели в точку на стене. Второй походил скорее на муталюда – смесь человека с муравьем. Он стоял в углу на четырех лапах, а посередине болталась неразвитая пара ног. Наверно, это была вторая мутация. Скелет полностью изменился: раздутая грудная клетка опустилась к задним ногам и висела мешком, конечности вытянулись и перекрутились, голова увеличилась втрое и приобрела саблевидные жвала, длинные усики и черные шаровидные глаза-жемчужины, кожа затвердела и потемнела, превратившись в панцирь, только места изгибов светились белой нежной пленкой. От человека практически ничего не осталось. Несмотря на все это вооружение, выглядел он как-то болезненно и слабо. В сравнении с ящером – недоразвитый бледный ребенок. Ящер дышал силой и здоровьем. Казалось, он ждал своего выхода на сцену.

Грэм проплыл сквозь дверь. Снаружи был большой, обнесенный частоколом двор с несколькими постройками. Двери каждой из них соединялись тропинками, вытоптанными в редкой траве. В дальнем углу – огромный великан, посаженный на цепь, как сторожевая собака. Панголин подлетел ближе. Тяжелая длинная цепь обвивала громадный валун и замком пристегивалась к металлическому ошейнику. Людоед спокойно сидел на песке. Измазанная в засохшей крови пасть изредка хлопала, поднимая в воздух десятки мух. Полукруг, на который позволяла двигаться цепь, был полностью вытоптан и взрыхлен. По всей площади валялись кости и черепа, среди которых были и человеческие останки, но больше всего раздавленных панцирей муравьев.

Великан бедренной человеческой костью рисовал неровные круги на песке. Закончив один, тут же начинал новый – весь песок вокруг пестрил кольцами наложенными друг на друга. Он икал, подбрасывая лысую треугольную голову вверх, довольно хрюкал и с детским упорством принимался за следующий шедевр. Изредка гигант бросал свой инструмент, рычал и поправлял тяжелый ошейник – отполированный металл пилой врезался в грубую кожу. По всей могучей шее отпечатался багряный рубец, а волдыри и язвы облепили словно пиявки.