Гай Орловский - Любовные чары

Синенко, ничему не удивляясь, спросил быстро:

— За что?

— За кражу пончиков, — ответил я. — А ты как думаешь? За нецелевое использование средств. Каких-то семьдесят миллионов долларов. Грубые люди, привлекать за такие мелочи… С ним здесь был еще один, но этот раньше не привлекался…

Синенко слушал, раскрыв рот, а Мариэтта сказала ядовито:

— Может быть, тогда сразу скажешь, где он?

— Не скажу, — ответил я, встретился с ее взглядом, покачал головой. — Ты чего?.. Откуда я могу знать?..

— Но ты же сказал…

Я вздохнул.

— Это только предположение.

Синенко сказал быстро:

— Я поеду проверю!

— Куда? — спросила она.

— На квартиру Кравцова.

Она изумилась:

— Ты что, поверил этому? Да он сбрешет и не моргнет!

Синенко посмотрел на меня, я кивнул.

— Это точно Кравцов. Вот там отпечаток даже не пальцев, а целой ладони.

Он оглянулся.

— Где?

Я подошел к стене, постучал ногтем по дереву.

— Уже остыла, теперь не увидеть, но отпечаток снять можно.

Он торопливо вытащил портативный сканер, провел им по стене в указанном месте, с нетерпением вперил взгляд в экран. Через долгую минуту там появились два отпечатка, один со стены, другой из полицейской картотеки, а ниже возникло фото, сделанное в полиции.

Синенко охнул:

— Он!.. Кравцов!.. Мариэтта, заканчивай здесь сама, я бегу за подозреваемым!

— Возьми спецназ, — крикнула она.

— Это само собой, — ответил он бодро на бегу. — Хотя нет, нельзя… Пока со спецназом не получится, увы. А жаль. Эти отпечатки пока что не совсем повод для ареста. Суд не примет такие доказательства. Может, он заходит кофейку выпить и поиграть, а она застрелилась после его ухода!

— Увы, — буркнула она.

— Так что послежу за вами, — сказал он. — А то с этим непонятным типом опаснее, чем с серийным убийцей.

Он отошел в сторону и быстро-быстро бросил несколько слов в передатчик на верхней пуговице.

Мариэтта быстро повернулась ко мне, в глазах вспыхнула и разбушевалась солнечная ярость, разбрасывая протуберанцы.

— Колись, гад!

Я спросил невинно:

— В чем?

— Откуда ты, гад, узнал? Это твой сообщник? Кто из вас серийный убийца?

— Ну вообще-то…

Она крикнула:

— Колись, и я застрелю тебя сама!.. Откуда ты узнал, что там отпечатки?

— Озарение, — ответил я солидно. — Понимаешь, по учению Рериха существует Высший Разум, в котором все-все, и если к нему подключиться, то можно посмотреть, что там за египетские ночи были у Клеопатры и что творил Калигула…

Она прервала:

— Тебе бы только на оргии смотреть! Как не стыдно?

— Так я сейчас не на оргию, — сказал я, защищаясь, — хотя, если честно, тут была оргия еще та!

Она сразу насторожилась.

— Оргия?

— Ну это я в старинном смысле, сейчас оргий не бывает, теперь это называется иначе. Приличнее. Самовыражение, снятие стресса, просто отдых, развлечение… да как угодно назови. Это в старину существовало такое слово, как «разврат». Так вот здесь достаточно активно снимали стресс. Настолько активно, что предмет снятия стресса зарезали…

— Ты уверен?

Я спросил обидчиво:

— Как ты можешь усомниться? У мужчин нюх на такие дела. Это же как бы несомненно, если Рерих меня не обманывает, но, с другой стороны, Высший Разум не может ошибаться?

Она спросила с подозрением:

— А он мужской или женский?

Я сказал с намеком:

— Он же Высший…

Она нахмурилась.

— Если Высший, то женский, но мне твоя улыбочка что-то не нравится. Где-то жульничаешь.

Синенко подошел к нам, озабоченный, сказал со вздохом:

— Ехать в центр города, там элитные дома такой стоимости, что мне на покупку квартиры с моей исполинской зарплатой лет за двадцать можно насобирать на один-два квадратных метра жилой площади.

— Там квартиры, — сказал я скромно, — от трехсот метров и выше. Для вашего начальника, понятно. У вас как с коррупцией?

Синенко отвлекся, к чему-то прислушиваясь, даже я услышал писк в его ухе, сказал с явным облегчением:

— Вы езжайте, мне тут работу подкинули. Обеспечу вам поддержку из офиса, если свистните. Мариэтта, у тебя будет повод пристрелить этого типа за попытку к бегству. Когда говорю о типе, ты знаешь, о ком я намекиваю.

— Так и сделаю, — ответила она.

— Ага, — сказал я саркастически, — этот подзаконный акт насчет попытки к бегству был отменен двенадцатого мая в тыща девятьсот сорок первом!..

Он сказал озадаченно:

— Да?.. А чем заменили?.. Не могли же просто взять и отменить? В нашем справедливом обществе так не делается.

Я сказал с легким презрением к дилетантам:

— Преступник может быть убит якобы при попытке напасть на конвоира с целью завладения его оружием.

— Мариэтта, — сказал Синенко, сразу оживая, — воспользуйся! Подсказка что надо!

— Не получится, — сообщил я.

Мариэтта сразу ощетинилась.

— Почему это?

— Гуманные вы больно, — сказал я с той жалостью, что проявляем только к неизлечимо больным, подхватившим мерзкую болезнь. — У вас эта… как ее… ну рудимент прошлого… забыл… ах да, вспомнил! Совесть… На каждого по совести, ужасно просто. Мои соболезнования. Никогда вам не подняться выше сержантов.

Мариэтта, не отвечая, пошла к выходу. Синенко сказал строго:

— Полуподследственный, поспешите следом. Иначе арестую за уклонение и препятствие правосудию!

— Вот жизнь, — пробормотал я. — Счастье за счастьем…

Мариэтта садилась в машину, но несколько замедленно, позволяя мне с моей черепаховостью успеть открыть дверцу с правой стороны и ввалиться на сиденье.

Она спросила брезгливо:

— Что с тобой?

— Малость ошарашен, — признался я.

Она крутанула руль, выворачивая на дорогу, чуточку нарушив, не уступив главную дорогу, но это же власть, ей все можно, гады, спросила пренебрежительно:

— Чем?.. Убитой?

— А ты думала? — спросил я. — Я как-то верю СМИ, что наше время — самое мирное и спокойное из всех на свете!.. И что люди живут все дольше, что болезни почти побеждены, мы счастливы, как никогда не было со времен питекантропов, и что войн меньше, а преступлений почти нет… Во всяком случае, в моем поселке именно так.

Она вела машину на большей, чем разрешено обывателю, скорости, буркнула, не отрывая взгляда от дороги впереди:

— В городе тоже. Просто у нас работа такая. Раньше за сутки погибало по сто человек, а сейчас разве что один в неделю…

— Ну да, — согласился я, — вам должно казаться, что все вокруг только и делают, что режут, колют и стреляют друг в друга.

— А простым горожанам, — уточнила она, — кажется, что преступления вообще все искоренены, и это почти правда. Мир стал безопасным. А преступляют и убивают на тех уровнях… сложных, где простые люди не бывают.

Я огляделся.