Анджей Ясинский - Толлеус, искусник из Кордоса

Старик неожиданно успокоился, несмотря на то что сейчас ему угрожали оружием. Просто он понял, что здоровяк перед ним сам до смерти боится – это было видно по его глазам, в которых отражался свет светляка. Забавно: Толлеус привык, что за спиной любого человека, облеченного властью, всегда стоит Искусство. И по привычке ожидал того же от оробосцев. Однако здесь, похоже, важный, богатый, знаменитый человек – как простой обыватель в Кордосе, слаб и беззащитен. А сам Толлеус, далеко не великий искусник, в Оробосе является весьма грозной силой. Эта крамольная мысль была слишком неожиданной и требовала времени, чтобы свыкнуться с ней. Пока же внимание старика переключилось на стойку, в которой замер интендант, и тут же в голову проникла интересная идея. Стоило попробовать. Толлеус активировал плетение, которое сегодня уже было востребовано неоднократно.

Интендант выронил из рук свое огромное оружие, когда у него в зажатых кулаках появилось не одно, а сразу два лезвия. Меч, у которого из рукоятки теперь торчал еще один иллюзорный клинок, глухо звякнул об пол.

– Я могу сделать так, – довольный произведенным эффектом, сказал искусник. – Мне кажется, в бою это может пригодиться, чтобы запутать противника.

Несмотря на регулярные прикладывания к жизнегубкам, Толлеус чувствовал себя уставшим, когда ближе к вечеру покинул наконец гостеприимные казематы замка. Идея иллюзий хозяину понравилась, и теперь из эфеса его меча по желанию вместо одного лезвия появлялся веер сразу из пяти. Но, как всегда, не обошлось без проблем. Первая сложность заключалась в том, что Люциус, не будучи ни искусником, ни даже чародеем, не мог сам активировать плетение.

Пришлось изобретать хитрую систему, которой мог пользоваться любой неискушенный человек. Вариант рычага или кнопки, обычно используемый в амулетах для простого населения, не подходил, потому что у кордосца не было с собой соответствующих заготовок. Но он в конце концов выкрутился, встроив в рукоять плетение, как на посохе, реагирующее на прикосновение. Вторая же проблема вскрылась, когда все было готово и хозяин взял меч в руки для тестирования. Оказалась нарушена балансировка. Пришлось менять компоновку, переносить маногубку выше на гарду.

Интендант остался доволен. Странно было смотреть, как серьезный мужчина совершенно по-детски забавляется с новой игрушкой, вычерчивая сверкающими лезвиями замысловатые фигуры. Или, встав посреди залы, начинает стремительно вращать меч перед собой, так что воздух гудит, а иллюзорные клинки сливаются в сплошной стальной круг, за которым хозяина даже не видно. Толлеус тоже был доволен: перстень он не взял, зато договорился о пропуске в библиотеку. Удивительная удача. Все-таки в добрый час он решил ехать на рынок! Надо бы и Оболиуса как-нибудь наградить… Вот только сперва его нужно найти: неугомонный подросток опять куда-то исчез.

Искусный маячок почти сразу обнаружил помощника – он оказался совсем недалеко, буквально в квартале от входа в крепость. Старик вытянул амулет-сердечко, «позвал» парня. Но метка не сдвинулась с места. В душу старику закралось нехорошее предчувствие, и он поспешил по направлению к источнику сигнала. Однако едва он завернул за угол и углубился в маленькую улочку на пару десятков шагов, пропажа сама обнаружилась. Оболтус не явился на зов, потому что попросту дрых, забравшись на чью-то копну сена, аккуратно сложенную рядом с глухим забором, выкрашенным белой краской.

Лошадей тоже соблазнило свежее, пахнущее ароматами лугов сено, и они уже проели в стоге изрядную брешь, так что незадачливый возница рисковал в любой момент завалиться набок вместе со своей высокой периной. Повозка с искусными сокровищами сиротливо стояла тут же. Наудачу, никто из местных воришек ею еще не заинтересовался. Впрочем, Паука на ней и сундук с амулетами под маскирующей сетью обычным зрением не видно: самая обычная пустая телега. И все же сердце старика от такой картины болезненно сжалось, а жилет тревожно мигнул индикатором.

– Ах ты!.. – только и нашел что сказать Толлеус, накидывая на босую ногу мальчишки петлю из искусной нити. Другой конец он споро прилепил к повозке, после чего стал сжимать нить.

Почти сразу же копна рухнула, заставив лошадей дернуться в стороны и тревожно заржать. Оказывается, Оболиус почивал на своем насесте не просто так, а в обнимку с большим кувшином молока и целой россыпью воскресных пряников. Глиняный кувшин, печально хрустнув, разбился вдребезги, обдав белой волной своего хозяина. Несколько капель даже долетели до кордосца, осев на полах его плаща.

Оболиус подскочил, словно ему в зад впилась колючка, и снова упал, увлекаемый сжимающейся нитью. Вид у него было самый что ни на есть испуганно-взъерошенный, впору посмеяться. Только искусник пребывал сейчас совсем не в веселом расположении духа. Подросток, увлекаемый нитью, волочился по земле, жалобно вскрикивая и судорожно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Наконец, уже оказавшись у самой повозки, помощник сообразил порвать связывающую его нить. Толлеус лишь усмехнулся: он не забыл про это умение подростка. Нить никак не хотела рваться.

– Посиди-ка на привязи, как собака! – сурово сообщил искусник. – Запрягай, у нас еще один клиент остался.

Рыжий недоросль опустил бесстыжий взгляд, отчего стал похож на побитую собаку еще больше.

Всю дорогу, пока лошади брели по вечернему городу к дому модника-аристократа, искусник с помощником не проронили ни слова. Оболиус угрюмо молчал, все так же привязанный к повозке коварной нитью, а старик просто думал о своем, устало скрючившись на жесткой лавке. В последние два дня, после того как он посидел в мягком кресле, эта незатейливая струганая доска под собственным задом стала его безумно раздражать. Сбежав из Маркина, Толлеус как-то легко перешел к походной жизни, но теперь, когда страхи и волнения отступили, вдруг понял, как не хватает ему комфорта. Удобства на улице, жесткая постель, непривычное питание – все это давило тяжелым грузом, но больше всего страданий доставляла почему-то простая деревянная лавка.

Хорошая широкая дорога шла параллельно Серебряному кольцу, опоясывая условный центр города. По мостовой протянулись длинные тени. Город, одолев дневную суету, готовился к заслуженному отдыху. Число путников и экипажей резко сократилось, и ехать было в высшей степени комфортно: никто не перебегал дорогу, не обгонял с гиканьем и свистом, пугая лошадей.

Целью был трехэтажный дом с колоннадой в виде обнаженных атлетов, поддерживающих большой балкон. Как Толлеус успел заметить, в Широтоне повсеместно применялась лепнина, а подобная архитектура встречалась крайне редко: изображения и тем более целые статуи людей в качестве декоративных элементов – веяние новомодное и поэтому весьма дорогое. Так что когда повозка повернула во всех положенных местах и миновала все описанные ориентиры, у старика не осталось никаких сомнений, что дом перед ним именно тот. Лошади остановились точно перед входом, и Толлеус степенно спустился на землю в своей подъемной сфере. Точь-в-точь важная персона, прибывшая на карете в свой дворец.