Дэвид Геммел - Тёмный Принц

Услышав звон клинков, остальные воины оставили женщин и ринулись в атаку. Их было по меньшей мере десятеро, и Парменион отступил.

— Кто ты такой, Аид тебя забери? — вопросил чернобородый воин, наступая на Пармениона с вытянутым мечом.

— Я - имя твоей смерти, — ответил Спартанец.

Солдат мрачно рассмеялся. — Ты, что ли, полубог? Перерожденный Геракл, быть может? Ты вознамерился убить десять македонов?

— Может, и нет, — признал Парменион, когда солдаты обступили его полукругом, — но я начну с тебя.

— Убить его! — скомандовал чернобородый.

В этот миг Аттал появился в тылу врага, пронзив одного солдата кинжалом в спину и послав рубящий выпад в лицо другому. Парменион бросился вперед, когда солдаты обернулись на новую угрозу. Чернобородый предводитель парировал его первый выпад, но второй пробил его кожаную юбку и разрезал артерию у него в паху.

Аттал попал в переплет, отчаянно отбиваясь от четверых нападающих, в то время как трое других повернулись к Пармениону. Спартанец снова отступил, затем метнулся вперед и влево, схватившись с одним воином и взметая меч к его шее; тот отпрянул и Парменион едва не потерял равновесие. Солдат побежал на него. Припав на колено, Парменион вонзил меч ему в живот и тут же высвободил клинок, когда остальные двое приблизились к нему.

— Подсоби, Парменион! — вскричал Аттал. Нырнув влево, Парменион перекатился по земле, встал на ноги и побежал через поляну. Аттал убил одного и ранил второго, но теперь он дрался, упершись спиной в ствол дуба, и на его лице и руке алела кровь.

— Я с тобой! — крикнул Парменион, собираясь отвлечь нападавших. Когда один из них обернулся, клинок Аттала прыгнул вперед, вонзившись солдату в горло. Аттал надвинулся на воинов перед ним, но пригнулся, когда удар меча сбил шлем с его головы.

Парменион подбежал к нему, и теперь они встали спина к спине против оставшихся четырех воинов.

Вдруг из зарослей послышался оглушающий рев, и македоны с ужасом в глазах убежали с поляны.

— О Зевс, мы были на волосок, — промолвил Аттал.

— Это еще не всё, — шепнул Парменион.

Из-за деревьев вышли трое великанов, каждый в семь футов высотой. Один был с бычьей головой и сжимал в руках огромную двулезвийную секиру. Второй был почти с человеческим лицом, кроме одной особенности: огромного единственного глаза с двумя зрачками во лбу; оружием ему служила деревянная палица с вбитыми в нее железными гвоздями. У третьего была львиная голова; при нем не было оружия, но его руки оканчивались когтями длиной с кинжал. За их спинами сбились в кучку женщины, все еще со страхом в глазах.

— Меч в ножны, — приказал Парменион.

— Да ты с ума сошел!

— Выполняй — да скорее! Они здесь, чтобы защитить женщин. Мы могли бы с ними договориться.

— Ага, мечтай, Спартанец, — шепнул Аттал, когда демонические создания двинулись вперед, однако вложил короткий меч в ножны, и вдвоем они встали перед надвигающимися чудовищами. Первым приблизился циклоп, занося свою шипастую палицу.

— Вы… убили… македонов. Почему? — спросил он низким утробным голосом, слова сыпались из его чудовищного рта подобно барабанным ударам.

— Они напали на женщин, — ответил Парменион. — Мы пришли на помощь.

— Почему? — повторил монстр, и Парменион поднял взгляд на раскачивающуюся палицу у себя над головой.

— Македоны — наши враги, — сказал он, стараясь не смотреть на грозное оружие.

— Все… Люди… наши… враги, — ответил циклоп. Львиноголовый монстр справа подскочил к мертвому солдату, оторвал от него руку и начал ее пережевывать. Но его глаза при этом не отрываясь смотрели на Пармениона. Слева подошел минотавр, опустил рогатую голову, чтобы посмотреть Спартанцу в лицо. Его голос зазвучал шепотом, к удивлению Пармениона, тон был спокоен и вежлив. — Скажи, воин, почему мы не должны тебя убивать.

— Скажи сначала, почему должны? — отозвался Парменион.

Минотавр сел на траву, приглашая Спартанца сделать то же самое. — Ваша раса повсюду истребляет нас. И нет страны — кроме одной единственной — где мы были бы в безопасности от Человека. Раньше эта земля была нашей, теперь же мы прячемся по лесам и рощам. Скоро совсем не останется Старших рас; сыны и дочери Титанов исчезнут навсегда. Почему я должен тебя убить? Да потому, что даже если ты добр и отважен, твои сыны и сыновья твоих сынов будут охотиться на моих сынов, и на их сыновей. Ты получил ответ?

— Ответ хорош, — признал Парменион. — Но не без изъяна. Убьешь меня — и у моих сыновей появится причина возненавидеть тебя, и одно только это осуществит все твои опасения. Но если станем друзьями, то мои сыновья будут знать тебя и относиться по-доброму.

— Когда это хоть раз оказывалось правдой? — спросил минотавр.

— Я не знаю. Могу говорить только за себя. Но мне кажется, что если наградой за спасение будет казнь, то вы не очень-то и отличаетесь от македонов. Ведь сын Титанов наверняка способен и на большее великодушие, нет?

— Хорошо говоришь. И мне нравится бесстрашие в твоих глазах. Сражаешься тоже хорошо. Меня зовут Бронт. А это мои братья, Стероп и Арг.

— А я — Парменион. Это мой… спутник, Аттал.

— Мы вас не убьем, — сказал Бронт. — Не в этот раз. Мы даруем вам жизнь. Но если когда-нибудь снова окажетесь в нашем лесу, то поплатитесь жизнями уже наверняка. — Минотавр поднялся на ноги и начал удаляться.

— Погоди! — крикнул Парменион. — Мы ищем ребенка из своей страны, который был похищен Царем Македонов. Поможешь нам?

Минотавр вскинул свою огромную бычью голову. — Македоны гнались за одним кентавром два дня тому назад. Говорят, кентавр нес на себе ребенка с золотыми волосами. Они бежали на юг, к Лесу Кентавров. Вот всё, что я знаю. Лес — запретное место для всех Людей, кроме Хирона. Конелюди не пропустят вас. И не станут с вами говорить. Приветствием будет стрела в сердце или в глаз. Я предупредил!

***

Аттал впечатал кулак Пармениону в челюсть, сбивая его с ног. Парменион тяжело упал на землю, но тут же перекатился на спину, глядя снизу вверх на разъяренного македонянина, склонившегося над ним с сжатыми кулаками, кровь все еще сочилась из глубокого пореза на его щеке.

— Сердобольный ты сукин сын! — процедил Аттал. — О чем ты думал, во имя Аида? Десять человек! Геракл свидетель, мы бы погибли как пить дать.

Парменион привстал, потер подбородок, затем поднялся на ноги. — Я не подумал, — признался он.

— Отлично! — огрызнулся Аттал. — Но я не желаю, чтобы на моем надгробии красовалась надпись: "Аттал сложил голову потому, что великий стратег не подумал."

— Такого больше не произойдет, — пообещал Спартанец, но мечник этим не удовлетворился.

— Я должен знать, почему это произошло сейчас. Я хочу знать, почему Первый Военачальник Македонии бросился сломя голову на помощь незнакомым ему женщинам. Ты был при Метоне, при Амфиполе и еще во многих городах, которые брала наша армия. И я что-то не видел, как ты бежишь по улицам, спасая женщин и детей. Здесь что-то иначе?