Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Люблю тебя, — улыбнулась Милли. — Хоть ты и придурок.

— Люблю тебя, хоть ты и дура!

— Так, Господа! Отношения, вроде бы, наконец, выяснены, — приободрился Серпент. — Осталось совсем немного.

— И что нам осталось? — спросил я, с трудом отрываясь от жаркого и влажного рта Милли, и нежно отстраняясь от её сильных объятий.

— Вторую Планету бы нам вернуть… — смущённо кашлянул Серпент. — Всё-таки, она нам мать родная.

— Без неё никуда, — поддакнул Луп.

— А, вообще-то, она нашлась секунду назад, — усмехнулся я.

— Действительно! — просияли Луп и Серпент.

— Счастье какое необыкновенное! — буркнула Милли.

— Милая, ну что ты такая мрачная? Почему вдруг так резко пропало настроение? — удивился я. — Ну, расслабься, ну посмотри на меня, любимого, как в первый раз. Ну, прищурь слегка свои чудесные и жёлтые кошачьи глазки. Ну, положи свои нежные и ласковые ручки на мои плечи! Убери коготки. Улыбнись, расслабься. Ну, ну, ну?!

— Пошёл ты куда подальше, мой господин! К своим дурам! Устала я. Чуть не померла! — воскликнула Милли и вдруг исчезла.

— Не понял! — удивился я.

— А что тут понимать? Женщины… Всё одно и тоже, из века в век, — одновременно и скорбно произнесли Серпент и Луп, а потом также торопливо исчезли.

— О, Милли, любовь моя! — воскликнул я в пустоту.

Закат был великолепен. Он, собственно, великолепен всегда. Что над морем или океаном, что над Антарктидой или Антарктикой, что над пустыней или тайгой, что над огромным мегаполисом, что над каким-то убогим, провинциальным и грязным городком. Он всегда пленяет и завораживает, он всегда будет будить восторженные чувства у любого человека на этой прекрасной и до конца не познанной планете. Любуясь закатом в небе, мы вольно и невольно размышляем о грядущем закате в нашей душе, который, увы, когда-нибудь плавно и незаметно подберётся к ней, и завладеет ею. Сначала будут вполне благостные сумерки с грандиозным закатом, а потом наступит полная тьма, без каких-либо мечтаний, стремлений, грёз, воспоминаний, надежд и иллюзий.

Я стоял на вершине Эльбруса и любовался открывающейся передо мною панорамой. Да, именно открывающейся! Закат всегда неузнаваемо преображает всё вокруг, делает окружающие нас вещи и предметы таковыми, какими они являются по сути своей. Закат — это знак! Закат — это предчувствие гибели! Рассвет — это рождение. Но мы прекрасно и чётко осознаём, что за рассветом обязательно последует закат! Но и за закатом и тьмой придёт рассвет!

— Боже, какие гениальные и оригинальные мысли подчас рождаются в твоей голове, — усмехнулась Милли, внезапно возникшая рядом со мною.

— За что тебя люблю, моя девочка…

— Мне не нравится, когда ты меня так называешь!

— За что люблю тебя, мой цыплёнок…

— Боже мой! Прекрати надо мною издеваться!

— За что люблю тебя, моё солнышко…

— Ну, это же совсем другое дело!

— За что люблю тебя, моё…

— Величайший Господин! — внезапно возник подле меня Луп. — У нас снова проблемы!

— Да что же этот такое?! — вознегодовал я. — В кои веки решил овладеть Госпожой Милли на самой вершине Эльбруса! Да, всё-таки ваша банда надо мною нагло и расчётливо издевается!

— Ни, ни! Упаси Боже!

— Я уже начинаю сомневаться в существовании этого самого Боже!

— Не кощунствуй, милый, — мягко произнесла Милли и нежно провела ручкой по моему лицу. — Бог, всё-таки, есть.

— Ты уверена? Ты же ранее отрицала его наличие?

— Ну, была перевозбуждена или пьяна. Бог всё-таки существует.

— Уверена окончательно и бесповоротно?

— Да, уверена, и даже точно знаю, — усмехнулась Милли. — А иначе теряется смысл всего.

— Согласен.

— Величайший Господин! — нервно произнёс Луп.

— Ну, что случилось и произошло на сей раз?! Луна падает на Землю? Солнце перестало вырабатывать энергию? Сатурн, Юпитер и Нептун одновременно сошли с орбит и врезались друг в друга?

— Ни первое, ни второе и не третье, — скорбно произнёс Луп. — Случилось кое-что похуже.

— И что же может быть хуже того, о чём я предположил?!

— Первый Великий Господин умер…

— Что!?

— Как!?

— Господин Серпент скончался сегодня в полдень.

— Что!?

— Как?!

— Увы…

— Но он же бессмертен, как и мы все! — панически воскликнула Милли и стала нервно мять в руках тонкий кружевной носовой платок, появившийся из ниоткуда.

— Ну, что же, — вздохнул я и философски произнёс. — Смерть — есть предел всех страданий! Смерть — это полное и бесповоротное исцеление! Смерть — это конец самой длинной дороги, которая ведёт в небытие!

— Что ты такое несёшь?! — возмутилась Милли. — У меня умер бессмертный и любимый брат!

— Ах, да… Скорблю и сочувствую. Неплохой был мужик, хотя и не без недостатков. Зануда и слабый в фехтовании.

— Заткнись!

— Молчу, молчу… Что будем пить и есть на поминках? Этот вопрос меня чрезвычайно интересует.

— Да, заткнись же ты, наконец!

— Всё! Я нем и тих.

— Луп, как всё произошло, как всё случилось?

— Почувствовал я некий дискомфорт, поглотило меня беспокойство. Отправился я в замок брата и обнаружил его мёртвым. Принял немедленные меры по реанимации, ты же знаешь мои способности и возможности. Но всё оказалось тщетно, напрасно и впустую! — вдруг горько всхлипнул Луп.

— Ну, успокойся, мой мальчик, — заплакала Милли и обняла брата.

— Да что же это такое происходит?! — вознегодовал я и тоже чуть не заплакал, глядя на Милли. — Как может бессмертный Господин помереть?! Не верю! Быть такого не может! Я же вернул Сгусток. В мире воцарились полная гармония и спокойствие.

— Увы… — снова всхлипнул Луп.

— Хватит горевать и плакать, как баба! И это Великий, беспощадный и кровожадный Господин Луп, подавитель и истребитель смут и восстаний!?

— Да, он самый! — ещё больше залилась слезами Милли. — О, горе нам! Я сейчас умру!

— Не умирай, моя цыпочка! — засуетился я. — Я же ещё не успел овладеть тобою. Я же не какой-то извращенец, чтобы наслаждаться твоим бездыханным и холодным, но всё равно таким прекрасным и соблазнительным телом!

— Ну, что за чушь ты несёшь! — забилась в истерике и рыданиях Милли.

— Всё, всё! Молчу и начинаю активно действовать!

— Слава Богу!

— А где находится замок Серпента?

— В Нормандии, на юге.

— Франция, значит? Хорошо устроился…

— Саша!

— Да, да! Так, так… Схватил, понял, уяснил. Ну, что же, пора и в путь? — я с сожалением посмотрел на величественные горы и прозрачное небо, и переместился в Нормандию вместе с Лупом и Милли.

Серпент был бледен, неподвижен, холоден, отстранён и, вроде бы, совершенно мёртв. Гроб стоял в центре огромного зала с мраморными полами и дубовыми панелями на стенах. Горели свечи. Серое, зловещее и мрачное небо за узкими и длинными окнами не внушало никакого оптимизма и разрушало веру в светлое будущее.