Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— «Что было, то и будет, и ничего нового нет под Солнцем!», — горестно произнёс я.

— Что?! — поморщилась Милли.

— «Экклезиаст»…

— Понятно…

— Величайший Господин, может быть, всё-таки, Вы что-либо предпримите? А вдруг?! — спросил Луп.

— А откуда такая необыкновенная любовь к старшему брату? — усмехнулся я. — Вроде бы вы не питали к нему каких-то особых чувств и даже с ним враждовали?

— Смерть всё ставит на свои места.

— Но вы же с сего дня становитесь Первым Великим Господином?

— Ну и что? Во-первых, на фига мне такая ответственность! Во-вторых, у меня сейчас есть дела и поважнее.

— Женщина? — поинтересовался я.

— Да, я безумно влюблён!

— Брат, ты что?! — изумилась Милли.

— О, как? — удивился я.

— Я — ничто перед этим великим чувством! А ты, холодная, жестокая и расчётливая сука, никогда не поймёшь, что такое есть настоящая любовь! — вдруг взорвался Луп.

— Вот, значит, как?!

— Да, так! Ты не способна любить по настоящему, до полной самоотдачи, без условий и условностей!

— Тебе и не снилось, на что я способна!

— Ну, ну…

— Тише, тише, Великие Господа! — встрял я. — Всё-таки мы находимся перед гробом с телом вашего родственника.

— Извините, Величайший Господин, — скорбно произнёс Луп. — И что дальше? Может быть, Вы всё-таки попытаетесь что-либо сделать?

— Я что, похож на Моисея, на Христа, на Магомета или ещё кого-нибудь в этом роде? О Боге и Аллахе не говорю, потому что их никто и никогда не видел, и нет твёрдой уверенности в их существовании.

— Похожи Вы на всех, воплощённых в одном образе, — благоговейно произнёс Луп.

— Вот как? — усмехнулся я и нерешительно подошёл к гробу. — Вы знаете, мне кажется, что кто-то проводит надо мною очень странный и глупый эксперимент. Зачем, почему, не пойму! Повторяюсь, но жил я до поры до времени тихо, спокойно. Никому не мешал и мне никто особенно не мешал. Никакой тревоги не было в моей душе. Никаких чувств. Ну, и, слава Богу. Нет же, приплыла ко мне одним осенним днём эта зараза по имени Милли!

— Величайший Господин!

— Да! Разрушила безжалостно, нагло и беспощадно мою налаженную и до поры до времени спокойную жизнь! Какие-то Миры, кипение энергии, дурацкие пистолеты и мечи, сражения, страсти, переживания и метания! Зачем мне всё это?!

— Затем, дорогой, что всё это — настоящая жизнь во всей её полноте и разнообразии. И ты уже никуда от неё не денешься и не скроешься. Такова твоя судьба и твоя карма.

— А бессмертие, однако, — кашлянул Луп.

— Да, бессмертие многого стоит…

— Ну и я о том же.

— Если это возможно, то поведайте, кто ваша избранница, — спросил я, созерцая холодное лицо Серпента и периодически напрягаясь, стремясь что-то сделать с вяло текущими потоками Энергии внутри трупа и снаружи его.

— Думаю, что мой ответ Вам не понравится.

— Ничего, выдержу и перетерплю, — настороженно усмехнулся я.

— Я влюблён в Стеллу.

— Что?! — расхохоталась Милли. — Да, число идиотов на этой планете множится с каждым днём!

— Не смей выражаться в таком тоне!

— А то что?!

— Сотру тебя с лица земли!

— Ну, попробуй! Силы у нас примерно равные!

— Вот то-то и оно, что примерно! Испепелю, растерзаю тебя, сука!

— Ну, давай! Я готова! Гад!

— Я тоже готов!

— Всем молчать! — рявкнул я. — Да что же такое происходит!? Вы что, с ума сошли?! Вы хоть помните, в каком месте находитесь?! Брат и сестра. Живые и здоровые. Стоите перед гробом, в котором покоится тело вашего родного старшего брата! Надо любить друг друга и ценить, и дорожить друг другом! Эх, ну что вы за люди?! Вернее, не люди… А ещё вернее, вы всё-таки люди, со своими страстями, проблемами, желаниями и мечтами. Даже любить вы, оказывается, способны.

— Я люблю тебя! — бросилась ко мне Милли и уткнулась в моё плечо.

— Извините, Господин, за эту дурацкую и совершенно нелепую сцену, — поморщился Луп. — Умопомрачение какое-то нашло.

— Бог извинит и простит, — сказал я, пристально вглядываясь в лицо покойного. — Я, вроде бы и не Бог, но кое-какие перспективы вижу.

— В смысле?! — встрепенулись Луп и Милли.

— Вы знаете, когда Римляне заняли Иудею, они потребовали от евреев уплаты большого налога. И спросили евреи у раввинов: «Давать ли о товарах правильные сведения?». И ответили раввины: «Горе тем, кто их даст, и горе тем, кто их не даст!».

— Ты это к чему? — недоумённо спросила Милли.

— А к тому, что перед каждым человеком в один прекрасный момент возникает проблема выбора.

— Понятно, — буркнул Луп.

— Ничего не понимаю! — заявила Милли.

— Ну, на то ты и баба, чтобы ничего не понимать.

— Да сколько же можно!? — заорала Милли, но я остудил её пыл, дав ощутимый подзатыльник.

— Как ты смеешь?!

— Смею! Заглохни! Дай подумать, женщина.

— Да что же это за дискриминация такая!

— Ты заглохнешь или нет?!

— Всё, молчу, молчу, мой Господин!

Я походил вокруг гроба, задумался.

— Понимаете, Серпент, не являясь человеком, всё-таки был таковым. Этот парадокс не даёт мне покоя. Сейчас он, как человек, мёртв. Но мы-то знаем, что под человеческой оболочкой сконцентрирована энергия, которая чужда ей, но насильственным образом туда помещена. Кем, зачем и почему? Чёрт его знает! Не пойму! Эта энергия живёт внутри покойного Серпента. Она никуда не делась. Достаточно небольшого толчка, чтобы наш друг возродился!

— Ну, сделай же этот толчок, наконец! У нас сил не хватает! — заголосила Милли и снова заплакала.

— Но, следует ли делать этот толчок, вот в чём проблема. Мне почему-то и зачем-то даровано право выбора. Но стоит ли им воспользоваться? — задумчиво пробормотал я. — Ведь кто-то течение энергии остановил. Зачем, почему? Не так всё просто.

— Дорогой, конечно же, стоит сделать выбор!

— А вдруг, нарушив естественный и закономерный ход событий и возомнив себя почти Богом, я сделаю очень существенную ошибку, которая аукнется мне в будущем, а главное, повлияет на Всемирное Равновесие? — мрачно произнёс я и задумался.

— Не аукнется, не беспокойся! — запричитала Милли. — А если и аукнется, то я готова всегда поддержать тебя и принять на себя любой удар судьбы! Твоей и моей! И, вообще, а вдруг кто-то просто проверяет или укрепляет твои силы!? Ты не подумал об этом?!

— Не подумал! — воскликнул я. — Может быть ты и права!

— Ну, так действуй! Я с тобой! Я всё отдам за тебя!

— Минуту. В связи с твоими словами, я вспомнил одну историю.

— Любимый, время идёт!

— Что нам, бессмертным, время…

— Александр! Мой брат оказался смертным!

— Так вот… История крайне печальная, но поучительная. Римлянка Аррия больше всего на свете любила своего мужа, Пета Тризея. Он был приговорён императором Нероном к смерти и очень боялся её. Чтобы придать мужу, осуждённому на самоубийство, решительность и развеять его страх, Аррия со словами: «Не больно!» первая пронзила себя кинжалом.